Солнцежар

Он сидел совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки и Катя ощущала жар его тела. Она видела загорелые сильные руки и шею, на которой висел подаренный ею кулон. Но почему-то никак не могла разглядеть его лица.

Как она ни старалась, лицо, освещённое ярким светом, ускользало от неё.

Меняло форму и черты.

Плавилось и темнело.

С каждой секундой оно всё больше уходило куда-то вниз, во тьму. Будто ослеплявшее его солнце вдруг стало чёрным.

И вот уже Он – это вовсе не он. А кто-то совсем другой.

Чужой.

Темнота чернилами разлилась в его остановившихся глазах и заполнила их до краёв.

Он заговорил низким вкрадчивым голосом на незнакомом языке, и Катя почувствовала, какая невероятная сила от него исходит. Не в силах противиться этой силе она проваливалась в сон всё глубже и глубже, на самое дно бездны, откуда Он смотрел на неё мягкими, выпуклыми угольно-чёрными глазами и одними губами звал по имени.

А потом вдруг взял за запястье и с силой дёрнул вниз.

Катя вздрогнула, распахнула глаза и услышала в ушах стук собственного сердца.

***

Сначала она почувствовала, что в доме стоит нестерпимая жара.

Потом ощутила в воздухе едкий запах гари, увидела сизый дым под потолком и в этот же момент в другой комнате вскрикнула мама. Что-то металлическое грохнулось, покатилось и Катя услышала приглушённые, но очень эмоциональные ругательства.

Она соскочила с постели и со всех ног побежала на помощь.

Выяснилось, что мама, ранняя птаха, растопила печь и села медитировать на домотканый коврик, поставив перед этим турку на металлическую плиту. Кофе с корицей на раскалившейся печке, естественно, начал убегать, и, когда мама вышла из асаны, волшебный утренний напиток уже шипел на плите, заполняя дом удушливым дымом. Мама побежала его снимать и перевернула металлическое ведро, разлив почти всю питьевую воду, которая была в доме.

Она с извиняющимся видом смотрела на Катю.

– Я тебе поспать не даю, да? Хочешь бутерброд сделаю? – засуетилась она вокруг стола.

Катя прыснула от смеха. Мама с её трогательной неуклюжестью была иногда такой забавной.

– Представляешь, хотела купить деревенского молока и сыра на завтрак. Оббежала все соседние дома и не нашла. Местные оказывается коров не держат, что за мода такая? – она принялась нарезать для Кати колбасу, к которой сама не притрагивалась уже три года, с тех пор как объявила себя вегетарианкой.

Стараясь не показывать, что эта нелепая ситуация её забавляет, Катя пошла открывать окна на проветривание.

«Не хватало ещё, чтобы она подумала, будто бы я всё забыла и больше не сержусь».

За ажурными занавесками не оказалось привычных стеклопакетов. Маленькие узкие окна с замазанными коричневой растрескавшейся пастой рамами не открывались. Ни вовнутрь, ни наружу.

Между деревянными рамами лежала грязная вата, пересыпанная нарезанной новогодней мишурой. А из ваты торчал не то кубок, не то большая металлическая рюмка с солью.

Катя подошла к другому окну – всё тоже самое за исключением убранства. Здесь в вату были воткнуты выцветшие пластмассовые цветы, а рюмку заменила маленькая кукла, смотрящая на улицу.

– Мам, это что за магия такая? – опешила Катя.

Наворачивая веганский завтрак, мама одобрительно замычала, глядя на рюмку в окне, и закивала головой.

– Это не магия, дочь. Это способ выживания.

Катя вопросительно подняла бровь.

– Окна у них запотевают от сырости. Чувствуешь, как плесенью пахнет?

Катя втянула носом запах старого холодного отсыревшего тряпья.

– Соль впитывает влагу. Не зря говорят: голь на выдумки хитра, – крестьянин чего только не напридумывал за сотни лет…

Продолжая жевать на ходу, она подошла ко второму окошку.

– А вот это уже интересно! А вот это, ребёнок, уже, возможно, магия, – загадочно сказала мама, безуспешно пытаясь заглянуть кукле в лицо.

Катя обнаружила в избе много любопытного, но больше всего её заинтересовала белёная стена, прикрытая тонким выцветшим ковром с кистями и оленями. Прямо к ковру в весёлом беспорядке были прикреплены маленькие, квадратные, окаймлённые белой рамкой фотографии

Большинство снимков были мутными, какие-то отдавали желтизной, другие были почти голубыми. Но на каждой из них можно было различить небольшую компанию из одних и тех же женщин.

На снимках они заливисто смеялись у ворот дома. Сидели за праздничным столом в окружении суровых высоких мужчин в тёмных одеждах. Ехали на телеге среди тюков сена.

Катя, увлекшись, скользила взглядом по фотографиям и вдруг увидела гроб.

От неожиданности её передёрнуло.

Массивный деревянный гроб, установленный на две кухонные табуретки, находился ровно на том месте, где сейчас стояла Катя. Не было никаких сомнений: на снимке можно было различить даже куклу в окне.

Вокруг гроба стояли всё те же женщины. Они холодно и строго смотрели на умершего, словно не испытывали ни печали, ни сожаления. А одна из женщин смотрела не в гроб, а прямо на Катю.

Ну, то есть, она, конечно, смотрела в объектив, но впечатление складывалось то ещё.

Крупное лицо с правильными чертами выглядело невероятно живым. Женщина, изогнув бровь, смотрела на Катю с удивлением и нескрываемым любопытством.