Солнцеворот

— Кошка — дура, — тут же согласился Никкир. — Супротив природы прёт. А без углов — и пытаться нечего, мудро всё придумано. Я ж к чему? К тому, что в таком домище ежели жить, это ж каким уродом быть надо. Хуже той кошки. Ни угла тебе, ни закуточка, всё только просторы, просторы. Просторы — они там, на улице. Вышел в поле — радуйся, по лесу прогулялся — хорошо. А дома-то на кой такое?

Столько слов от Никкира Сагда не слышала ещё ни разу. То и дело косилась, удивлялась, шоркая по одному и тому же месту перил.

— Может, у кого-то душа огромная, — тихо сказала Унтиди. — Тогда и в таком дворце тесновато станет.

Сагда перевела дух. Теперь Никкир заговорит с Унтиди, так всегда бывает. Сама она чувствовала себя неуютно, не привыкла с чужими болтать.

— Скажешь! — усмехнулся Никкир. — Откуда у вампиров душа огромная, коли они — упыри? У них на простор разумения не хватает. Вон, чуть чего, всех в тесные бараки загнали. Город пустой стоит, а эти сидят, по норам своим, трясутся. Но как строить — это давай хоромы, чтоб заблудиться можно. Ты погодь, я сам подвину.

Сагда поднялась на пару ступенек и потянулась было за ведром, но Никкир его перехватил, поднял и поставил ближе к ней. Унтиди приходилось тянуться — лестница была широкая.

— Ну так вот, — сказал Никкир, вновь сунув руки в карманы и вспоминая, на чем остановился. — Я ж о чём? Дурни! На кой тебе столько места, если ты ни жрать, ни спать толком не нуждаешься? А всё потому, что своего ума нет. Вот они всё у людей-то и покрали, а чтоб выпендриться — делают то же самое, но больше и с драгоценностью всякой.

Сагда повернула голову, проверить, нет ли рядом лишних ушей. На подобные разговоры, конечно, давно смотрели сквозь пальцы, но Никкир все-таки чересчур разошелся. И предчувствие не обмануло Сагду. Неслышной тенью к лестнице приближалась та самая сухопарая женщина. На лице её ясно читалось желание выяснить, что в мире есть хорошего, и поскорей уничтожить.

— Тс! — быстро прошипела Сагда, чтобы не заметила, не услышала женщина.

С Унтиди они понимали друг дружу не то что с полуслова — с полужеста, и коротенького «тс», на которое никто не обратил бы внимания, хватало ей, чтобы разом лишиться дара речи. Но каково же было удивление Сагды, когда Никкир едва заметно кивнул и тем же ровным голосом продолжил:

— Тетька одна, что в господских домах прибиралась, всё, говорит, никак уразуметь не могла, как лучше. С полов начнёшь — на мебеля пыль ложится. Мебеля протрёшь — на пол всё летит. В людских-то домах чего? смахнул, помыл, да и хорошо. А тут, говорит, драишь, драишь, смотришь — пылинка лежит. И только ты ее, аккуратнетько, тряпочкой, а вокруг — десяток!

— Вы куда это отправились?! — противно проскрежетала женщина с неприятным лицом.

— Лестницу моем, — отозвалась Сагда. — А что?

— Лишнюю работу делаете, вот что. Я, думаешь, первый день на свете живу, не вижу, что вы только вид создаете?

— Ну как же? — удивился Никкир. — У нас ведерко, вон. Ух, вода грязная какая… Пойду, сменю.

Вода была чистейшая, но Никкира это не остановило. Как только он ушёл, Унтиди перевела спокойный взгляд на женщину.

— Что же нам делать? — спросила она.

Женщина хмуро покосилась на нее, на замершую с тряпкой Сагду.

— Болтайте меньше. И сверху начинайте. Пыль-то вниз летит, думать надо!

Не найдя, к чему ещё придраться, пользуясь положением взрослой, женщина удалилась, а Сагда и Унтиди с торжеством переглянулись и побежали вверх по ступенькам. Пролеёт, ещё пролёт…

— Ого себе! — воскликнула, не сдержавшись, Сагда.

Приглушенное коврами эхо разнесло её крик по залу.

Если нижний зал был сравнительно невелик — много места заняли ведущие к нему галереи — то этот, казалось, тянулся бесконечно. Шторы успели раскрыть и здесь, и через пыльное окно пробивалось достаточно света. Нет, Никкир, конечно, был прав. Вряд ли можно счастливо жить в таком месте. Да тут, как стемнеет, со страху умрешь! Но Сагда и не собиралась жить здесь, она просто бегала и срывала покровы с резных стульев, кружилась под огромной люстрой, тоже укрытой полупрозрачной материей, разгадывала узоры на коврах (их-то как чистить???), трогала золочёные канделябры, вделанные в стены и стоящие на длинных ножках.

Унтиди, освободив один из стульев, стоящий спинкой к лестнице, шлепнулась на обтянутое кожей сиденье, подтянула ноги к подбородку.

— Всё, — заявила она. — Не собираюсь я кровососам чистоту наводить.

Сагда только усмехнулась. Знала подругу. Сейчас подуется минуту, а потом возьмется за работу, никуда не денется. Не для кровососов это, а для своих же, для людей. Пусть многие из этих людей вредные, как та женщина, или странные, как Никкир. А вот и он, кстати, тащится с ведром.

— Богато, — оценил он зал. — Тут, видно, обжираловка будет. Может, и нам чего перепадет.

Унтиди презрительно фыркнула и отвернулась. Сагда пожала плечами. Уж про что про что, а про еду она сейчас совершенно не думала.

— А за дверями что? — заинтересовался Никкир.