— Да не парьтесь вы. Я ни на что не претендую, — сказала Кристина Асанали, подавая ему кусок арбуза. Сок красного, сочного и прохладного арбуза стекал по рукам до самых локтей, делая их липкими.
— Я не потому, сестрица, — оскалившись ответил он. — Мне грустно и стыдно, сестрица, что я был мальчишкой и не смог помочь Алишеру ака.
Назира подсела к Асанали и ласково сказала:
— Только, Асанали, пока никому ни слова!
— Хоп, хоп!
Ночи были прохладные, свежие. Кристина научилась передвигаться по дому в темноте, наощупь. Съеденный за ужином арбуз давал о себе знать. Кристина бегала по темному двору в поисках фонаря, но лежавший на привычном месте фонарик куда-то исчез. Ее глаза уже привыкли к темноте. Кристина подняла глаза в звездное небо. Ночью, в тихом прозрачном воздухе так волшебно сияют звезды, светит луна. Наполненная за день впечатлениями она легла на спину на топчан и широко раскинула руки в стороны. Руки и спина ее болели от загара. Небо было видно наполовину, как там, в той комнате в лесу, в которой она нельзя сказать, что жила, а находилась в заточении больше года. Смотря на звезды, она перебирала и сопоставляла в памяти все события и факты об отце и своем существовании. Вспоминала маму. Пожалуй, ближе и роднее человека чем мама в ее жизни не было. Вспоминала детство, учебу, и не могла вспомнить ни одного знакомого или друга, который относился бы к ней искренне и смог прийти на помощь, просто так. Никого, кроме Яковлева. Сердце сжалось в комок. Со звериной тоской ощутила она, прилив такой же звериной злобы против всех тех, кто не считался с ней как с человеком, а главное — против отца. И мгновенная вспышка сознания обожгла ее. Она почувствовала сразу все: и то мучительное прожигание жизни, отверженность и неприкаянность в обществе; и тот страх перед зэками, ежедневно домогавшимися ее. Словно впервые за всю свою жизнь она только сейчас разглядела саму себя: маленькую, беззащитную никому не нужную девочку. И увидев это все, она с необычайной ясностью вдруг поняла, что среди этих чудаковатых, совершенно другой культуры и порядков, еще неделю назад незнакомых ей людей она наконец-то обрела свое заветное место.
Кристина лежала с закрытыми глазами, уже проваливаясь в сон как ей в нос резко ударил горьковато-терпкий, едкий дымный запах. Она резко открыла глаза и ничего не понимая начала их тереть и громко чихать. Опираясь на перила, она шла босиком вдоль клумбы к комнате хозяйки. Нащупав ручку, она дернула дверь и тихо позвала Назиру. В комнате никого не было. Кристина, чихая шла мелкими шажками на запах, разъедающий глаза. На заднем дворе, за занавешенной свисающими с крыши листьями дверью гулко раздавался голос хозяйки. Кристина просунула голову в приоткрытую дверь и увидела силуэт Назиры держащий в руке сковороду и размахивающей ею по сторонам с валящим из нее дымом.
— Апчхи! — чихнула Кристина от дыма.
Назира повернувшись лицом к Кристине, старалась закрыть собой человека.
— Глубокая ночь, почему не спишь, жоним? — спросила Назира.
— Апчхи! Апчхи! — что вы тут курите?
— Это адраспан, лечебная трава, — отвечала Назира. — Ты что притаилась тут, подслушиваешь?
— А кого вы прячете? — заглядывая за спину Назиры интересовалась она в ответ.
Назира поставила дымящую сковороду на стол, а сама отошла в сторону.
— И биться сердце перестало! — воскликнула Кристина от увиденного.
Перед ней на полу сидела молодая девушка с изуродованным большими гнойными фурункулами лицом.
— Эй ты! Тебя не учили, что в упор разглядывать человека не прилично? — сказала девушка вытаращившейся на нее Кристине.
Кристина сквозь густой дым продолжала пристально вглядываться в ее лицо.
— Извините, — сочувствуя девочке сказала Кристина.
— Вы знакомы? — перебив Кристину спросила Назира.
— Вам за что деньги платят? Мы же договаривались об анонимности, — возмущенно говорила изуродованная девушка. — Слышь ты, пошла отсюда.
Кристина в растерянности смотрела на Назиру ожидая объяснений.
— Пойдем воздухом подышим, — предложила Назира, выталкивая девушку за дверь.
На лице Кристины читалось напряженное внимание.
— А девчонка то с гонором. Меня напомнила. Что у нее с лицом?
— Я лечу ее уже два месяца. Сдвига никакого. Жоним, я тебя прошу, дай мне закончить ее лечение, и я тебе передам дар. Не могу же я ее вот так бросить, — оправдывалась Назира.
— Да, конечно, без проблем. О чем вопрос вообще, — улыбнулась Кристина.
— Они живут в Санкт-Петербурге, ее родители привезли ко мне, потому что все кожвены объездили и нигде им помочь не могут. Эту девочку не принимает ее родная бабушка казашка. У бабушки этой три дочери и у двоих мужья казахи, а у младшей русский муж. И девочку ты видела, беленькая какая, — теребя рукой свисающие листья говорила Назира.
— А с лицом-то что у нее?
— Порча. Вот представь себе, я тут работаю, а она там в этот же момент работает против. Дура старая, радовалась бы за дочь, зять хороший достался. Нет, ходит по нищебродкам, деньги им носит, чтобы работали, — возмущенно говорила Назира. — А оно видишь, как получается, на внучку все переходит.