Солнце встает над ними

Жанна достала из сумочки носовой платок и подала его Анне. Та достала из халата свой.

— Позже дочь у них родилась. Вот тут-то Бог меня и наказал за грех мой. Как не избегай черной силы, а вот она через род все равно пошла дальше. От сына неродного через родную дочь и во внучку. И тут я уверена была, что девочка долго не проживет, а если и проживет, то маяться будет всю жизнь. Я, когда на нее посмотрела, меня как током прошибло. Сила у нее, — возведя трясущиеся руки к потолку показала она. — Эта его любовь ко мне — ненастоящая. То, что он мне в завещании отписал, это все от морока. Языки добрые донесли ему, подруга моя, то ли от зависти, то ли не знаю, что Ирина дочь моя родная. И у него ревность ко мне взыграла, — плача, выговаривалась Анна. — Когда Валера умер, я пряталась от Олега, не лезла к ним в семью. Виню себя во всем, по сей день виню. Потом узнала, — еле сдерживая плач, говорила Анна, — что он дочь мою убил.

— Подождите-ка, — вклинилась Жанна. — Как убил? Она вроде ушла от него, сама бросила.

— Убил из ревности.

По Яковлеву было видно, что он ожидал чего угодно, только не такого страшного откровения.

— Вы хотя бы раскаиваетесь в содеянном? Как вы вообще живете с этим? — спрашивала Жанна.

— Так и живу. Как и хотела, сама пакости не делаю, зато детки мои мучаются, — быстро успокоившись, ровно, без эмоций заговорила Анна. — Знаете, молодые люди, что я поняла за свою долгую жизнь? От нас уходят, нас покидают родные и близкие нам люди. Возможно, что их кончина являет собою избавление от болезней, облегчение не только для них самих, но и для живых. И только в душе остается ноющая заноза от потери любимого, родного человека. Да, в жизни не всегда все гладко, и вы порою ссорились, ругались, кричали друг на друга, но были уверены, что вы правы. И уже после, вспоминая и перелопачивая память, вы так и не находите изъянов в своих поступках и словах. Но иногда вы видите ушедших, словно наяву. Они сами появляются в вашем сознании и мило улыбаются, словно говоря: «Пустяки все это». И даже сейчас вы чувствуете их любовь. Людей уже нет, а их любовь с вами. И происходит нечто непонятное. Нет, не сразу, а лет через пять-семь после кончины человека. Все скандальные поступки, которыми вы украшали ваш быт с тогда еще живыми, начинают рассматриваться вами, но уже совершенно под другим углом зрения, с другой, ранее неизвестной вам стороны. Вот. Вот! Только сейчас вы начинаете действительно правильно оценивать себя, свои мысли, поступки и желания. И что невероятнее всего, вы видите, как ваша, казалось бы, непогрешимая правота летит к черту, а вы сами чувствуете и глубоко понимаете всю неправильность и глупость своих действий. Только теперь вы осознаете свою вину и готовы встать на колени и молить родных о прощении. И понимаете, что в том или ином случае надо было поступать иначе. И вас захлестывает волна желания все исправить, как-то приласкать обиженных вами людей, и вы бежите на могилку с букетиком цветов и слезно просите прощения. Это и есть раскаяние и покаяние. Смотришь на свою жизнь, каешься, словно говоришь Богу: «Не суди строго моего сына, не наказывай его жестоко за дела его, он не виноват ни в чем. Я виновата, меня накажи»! И что происходит? А ничего не происходит. Ящик Пандоры открыт.

Глава 6

Смеркалось. Серое, тусклое небо опускалось на дома и деревья, бесформенно и чернильно растекаясь. Жанна, опершись на капот машины, тонкими пальцами сжимала дымящуюся сигарету. Яковлев шел на этот едва заметный огонек. Она хмуро посмотрела на подошедшего к ней Яковлева, затушила бычок прямо о капот собственного авто и села за руль. Тоскливо было на душе и у него, муторно и тяжело от услышанной истории.

— Ты веришь во все это? — после нескольких часов езды в тишине вдруг спросила Жанна.

— Черт его знает, — ответил Яковлев.

— Есть ощущение что нас, как бы это помягче так выразиться…обманули?

— Не знаю. Похоже на правду…

— На правду? То, что Олежек родом из Средней Азии? И все равно как-то не по себе от нее. Слушай, я так и не поняла, чего это ты так за Криську вписываешься? У вас с ней что-то было? — начав ревновать нового любовника, спрашивала Жанна.

Яковлев вздрогнул.

— Ничего не было… она так же, как и ты боится Маркова. Если у него действительно проблемы с головой, если то, что Анна Леонидовна нам о нем рассказала правда, то мне ничего не остается, только как сдаться.

— Эй, а как же я?

— А что ты? — устало сказал он.

— Ты меня вот так запросто бросишь?

— А что я могу?

— Как же меня вымораживают твои постоянные «ничего не могу», «зачем» да «почему», — ударив в истерике по рулю ладонями, говорила Жанна.

— Веди пожалуйста аккуратнее. На дорогу смотри, — напрягшись сказал он.

— Слушай, я такая голодная, давай заедем, пожуем чего-нибудь, — остыв предложила Жанна, увидев громадный рекламный щит с рекламой фастфуда.

— А давай, — безучастно согласился Яковлев.