Солнце встает над ними

— Охранник дедок, — потупив взгляд, отвечал Сергей.

— Один? Правильно сделал, чтобы не повадно было, — удивившись заключил Яковлев.

— Ты же сказал, что поможешь мне.

— Чем я тебе помогу? Сам виноват. Развели в отделе черт знает что! — говорил почти взбешенный Яковлев.

— Прикрой меня в отделе, а? Куда я с такой рожей?

— До понедельника приведи себя в порядок. Завязывай бухать. А вообще… Лучше расскажи подробнее об этой психушке.

— Зачем тебе? Только не говори сейчас, что мстить поедешь, — напугано говорил Сергей.

— Ментов трогать никому не позволено, но, если мент сам виноват… Просто скатаюсь, посмотрю, что там за дом такой.

— Не надо тебе туда. Потом проблем не оберешься. Это не просто психушка. О ней даже не каждому менту известно, а уж гражданскому подавно, — трезвея говорил он.

— Не волновайся за меня. Просто объясни, как добраться до туда.

— Ладно, бери мою колымагу, доверенность в бардачке, если что вдруг, скидывай ее смело, она на другого человека оформлена концов не найдешь, — сказал Сергей, потянувшись на полку за ключами от машины. — Прошу тебя, никому не трепись, — дав Яковлеву ключи и крепко сжав его ладонь просил напуганный Сергей.

Яковлев молча посмотрел на напарника, встал и ушел. Дверь громко хлопнула от сквозняка.

Старушки, сидящие у подъезда на лавочке, вежливо здоровались с капитаном Яковлевым.

— Без формы вас и не узнать, товарищ старший лейтенант, — приговаривали они.

— Капитан, теперь я капитан, — говорил он им в ответ.

Старушки ахали, радуясь за него, и каждая хотела обратиться к любимому следователю со своими проблемами и неприятностями.

— Все в отдел, все в отдел, уважаемые, — говорил он, удаляясь от них, так, что они слышали обрывки его ответа.

Во дворе дома у мусорных баков стояла бирюзовая Нексия Сергея, облепленная мошкарой. Яковлев не знал с какой стороны к ней подойти. После автокатастрофы, в которой погибли его родители, на том самом кривом мосту, когда он только поступил на юридический, он боялся машин как огня. Однако права получил, так, ради навыка. Постояв около машины, он сел за руль и наконец медленно тронулся. Хоть услышанная им фамилия из уст напарника была и крохотная, но все же это была зацепка. Он не узнавал себя. Спонтанно и необдуманно сорваться…

Обочина дороги за городом была утыкана кенотафами — могилами неизвестных водителей. У Яковлева защемило в груди, и он сбавил скорость.

День промчался, словно не было. Преодолев расстояние в шестьдесят километров от города, он заехал в лес по маршруту, который указал ему напарник. Долго кружа по неезженым тропинкам, вдалеке показался дом. Он подъехал поближе. Масштабы леса поразили его. От желтого дореволюционного двухэтажного дома, именуемого психушкой, Яковлева отделял висячий дощатый мост метров в двадцать над болотцем. Он не решился выйти из машины и исследовать округу. Побоявшись возвращаться в ночи по трассе в город с разбитой фарой, и боясь заплутать в лесу, он принял решение заночевать прямо в машине, убрав на всякий случай табельный пистолет, который забыл сдать утром после дежурства, в бардачок, а с собой взял «левый» пистолет…

Толстая пихта, словно нехотя, через усталость, сквозь бремя тяжких годин и испытаний, тихо скрипнула, потянулась всем телом навстречу утреннему солнцу и неожиданно повалилась, повалилась набок и рухнула всем усталым телом, ломая кустарник и подлесок, не в силах более поддерживать вертикальную свою старость. Тот час же стала отставать и местами отслаиваться кора, оборвался и провис многолетний мох и на изломе стало видно, что она долго болела, и древесина ее просто прогнила. Продолжая содрогаться от падения, она словно бы облегченно вздохнула и успокоилась.

Так все живое устает жить и уже не мил ему белый свет, не радуют молодые побеги. Ему просто хочется лечь и уснуть. Навсегда.

Кто сказал, что человек должен или может жить столетиями? А, впрочем, какая разница!? Во-первых, человек устает, когда познает собственную сущность, а во-вторых, кому нужна проблема перенаселения? Все, как в лесу! Даже молодой подлесок губит сам себя, чтобы проредиться и дать жизнь другим. Но тут уже вступает в силу естественный отбор. Это уже сама природа борется за выживание…

Поднялся он засветло, в сумерках раннего утра. Нащупав под сидением бутылку задохнувшейся минералки и попробовав ее на вкус, он, скривив лицо резко открыл дверь и сплюнул воду.

— Ну и гадость! — сказал он, вытирая воротом футболки рот.

Выйдя из машины, он потянулся во весь рост. Остатки воды вылил на облепленное следами от мошкары и мух стекло. Включил дворники. Только размазал. Из-за слоя белесой пыли нельзя было различить ни цвета, ни номерного знака.

Закрыв машину, Яковлев подошел к мосту, достал из кармана джинсов помятую сигарету и закурил. Сделав первый шаг, мост зашатался. Яковлев, ругнувшись, схватился за веревку, служившую перилами. Он смотрел по сторонам, ища другой способ перебраться через болотце. Болотце сплошь заросло дурным травостоем. Но единственной дорогой к желтому дому был висячий мост. Насмелившись, он пробрался по мосту приставным шагом.