Солнце внутри

– Да, наверное, ей это нужно было, – согласился я. – А то в телике, вон, постоянные страсти-мордасти, а у нее тишь да гладь. Она даже по поводу развода нисколько не переживала. Да оно и понятно. Что страдать, когда внутреннее состояние просто перетекло во внешнее действие. Если только из-за реакции общества, соседей. Но ей все равно было. Нам всем было все равно… А вот смерть – это да. Хороший повод, чтоб наконец выплакаться.

– А ты? – всмотрелся Барон со стороны в мое лицо. – По твоим напряженным скулам и поджатым губам я вижу, что выплакиваешься ты нечасто.

Я машинально отвернулся, чтобы спрятаться от слишком пристального взгляда, но затем, наоборот, быстро заставил себя смотреть на Барона.

– Так же, как и вы, – парировал я с улыбкой.

– Я просто уже прошел этот этап, – стукнул Барон палкой по мостовой. – Мне уже не приходится держать свои чувства за поводья, как лошадей. Я довел их до полной гармонии с моими убеждениями. А у тебя еще есть противоречие между головой, – он тукнул пальцем мне в висок, – и сердцем, – он ткнул меня в грудь. – Но это не страшно. Все преодолимо, – подмигнул он мне.

Невольно я вспомнил еще об одном навязчивом противоречии между головой и сердцем, и плечи мои снова напряглись. Поспешно я отвел глаза на мостовую, чтобы они ничего не выдали.

– Адам… – как-то слишком доверительно начал Барон, и я так испугался, что он заведет речь о том самом сокровенном, что решил лучше выдать другую мучающую меня идею, чтобы отвести Барона от главной добычи, как волка от зайчонка.

– Барон! – перебил я его взволнованно. – Я не хотел сразу кидаться к вам с такими тяжелыми вопросами, но чувствую, что не могу больше терпеть… Я… Я делаю все, как вы говорите. Я плюю на время, как могу. Пытаюсь ни к чему и ни к кому не привязываться, чтобы не ограничивать свою свободу. И я… Нет, я действительно чувствую себя свободным! Но в то же время… В то же время меня не покидает ощущение, что у меня раздвоение личности. Шизофрения какая-то… Что я веду двойную жизнь. Вернее, не веду ее вообще. Нет, не вообще…

Барон остановился и развернул меня к себе, таким образом заставив замолчать. На лице его лежала тревога.

– Адам, успокойся, – сказал он тихо, но повелительно. – Что за суета? Я вижу, что тебя что-то мучает. Но ты уж сначала соберись, а потом изложи свои мысли четко и структурированно.

Я бегал глазами справа и слева от лица Барона, боясь посмотреть на него прямо, как нашаливший ребенок. Прохожие обходили нас, не ругаясь и, кажется, вовсе не замечая, а по рельсам со звоном проплывал симпатичный старомодный трамвай. Структура напрочь отсутствовала в моих мыслях, и я на пару секунд прикрыл веки, чтобы переключить внимание со внешнего на внутреннее. Как ни странно, даже такого короткого уединения оказалось достаточно, чтобы увидеть картину, вполне подходяще символизирующую мои ощущения.

– Давайте пойдем дальше, – попросил я Барона, открыв глаза, и, не дожидаясь согласия, продолжил путь.

Мой наставник не стал противиться такому своеволию и покорно последовал за мной.

– Кажется, моя проблема заключается в том, что я никак не могу склеить в себе две части, – проговорил я, напряженно всматриваясь в стаканчик с кофе. – Вся ваша… наша теория о времени… Вы же не против того, что я так ее назову? Теорией?

– Вообще-то, против, – хмуро отозвался Барон. – Но пока продолжай.

– В общем, наша теория – это как будто стена, – провел я рукой рядом с собой, изображая стену. – Высоченная стена, на фоне которой происходит какое-то движение. На стене этой написано «Времени нет». Но перед ней-то тем не менее происходит движение. Люди бегают, влюбляются, ссорятся, опаздывают на поезда, выносят мусор, в конце концов. А движение возможно только во времени. То есть на стене написано, что времени нет, но перед этой стеной стоят часы и спокойно себе тикают. И бегающие люди не смотрят на эту стену, они вообще ее не замечают. И только я стою как вкопанный и боюсь отвести от нее глаза. Смотрю на нее и твержу про себя: «Времени нет, времени нет…», – в то время как рядом со мной идут стрелки часов. И получается, хочу я того или нет, время все равно выедает краску из моих волос и несет меня известно куда, даже если я отрицаю его существование.

Я так разнервничался, впервые озвучивая эти мысли, что голос мой начал слегка дрожать, отчего я смутился и еще больше занервничал.

– То есть ты пришел к извечной проблеме взаимодействия статичного и динамичного миров, – сухо подытожил Барон.

– Что? – не понял я, но потом смутно припомнил уроки физики. – Статичный – это фон и законы, а динамичный – это тот, который можно измерить?