Читаем Солнце в кармане полностью

Во-первых, их все равно нельзя свободными держать при разделе пищи. Иначе всё растаскают и попрячут прямо на ваших глазах. А наказаны они за то, что прогрызли к птицам ход и своровали яйца, в том числе у сокола. Это ж надо иметь такую барсучью наглость, как он их еще не поубивал — не знаю!

В это время Ольга присев на корточки взяла на руки Леву и Тузика.

— Может и правда, на воротники их пустить, и тебе, Ольга, подарить?

— Не надо их на воротники, подари лучше так — живыми. Но с условием: проживать они будут здесь!

— Хорошее условие!

Ольга тем временем выпутала соболят из веревок и, прижимая их к себе, направилась в сторону дома и оранжерей.

— Не слушайте этого плохого дядьку, сейчас тетя вам яишенку приготовит.

А соболята, выворачивая головы, со слезами на глазах провожали всё более и более удаляющееся стол с теплым, свеже пахнущим мясом.

— Как продвигаются съемки?

Спросил охотинспектор, и что-то не то было в его интонации. А вдруг…

— Съемки продвигаются к концу…. А вы, Павел, не видели за последнее время Серафима Савельевича?

— Было. Заезжал на Конике.

— Что ж он к себе домой не показывается?

— Он не докладывает.

— Странная у вас семейка. И не сказать что антигосударственная. Вон, сколько начальников — весь район под контролем считай. А все ж какая-то самостийная…. Не любите вы власть, ох не любите! Или вся власть говно, пока она не ваша, коренная, так сказать? Уселись здесь сракой на богатства, и не подойди. Кыш, — сами не съедим, но другим не дадим.

Кто вы такие против всей России, против Европы, против насущностей, неизбежностей развития мировых систем? За вас просто ни кто не брался по настоящему, а возьмутся — пыль останется! Тьфу — и нет вас! Заморочились фантазиями тысячелетних корней и праведностью перворожденной. Надумали — и по надуманному жить пытаетесь — не выйдет!

Егор раззадоривался в ораторстве, сам краем разума удивляясь: с чего это его понесло облаивать приличных людей?

"А всё от привычки к лицедейным играм. К исполнению столичных постановок для провинции, типа: "Я Начальник, а ты тля". Это от удачного двойного траха, наверное, — мелькнуло в голове Егора, — расперло харизму."

— А пусть и надуманное! — взвился в ответ Павел, — Более полу тысячи лет по надуманному живем, а может и много больше.

Пусть надуманное, пусть сказки, но если предки верили и с тем выжили и пережили, переломали многих "реальных", — так тому и быть. Вон, городской ты, а давно ли твои предки навоз с онучей отряхнули? Ветер твоя жизнь и слетит цивилизованность с первой тряской, и будете жрать друг друга как лютые звери. Да вы и сейчас жрете, только салфеткой кровавые зубы промокаете.

Ведь что ты снимал? Ложью все перевертел, состряпал приманку для грызунов, прельстил светлым будущим на основе новой энергии….зачем тебе это? Ведь, правда и так здесь, разгляди только — сделай усилие.

— Та-ак! Откуда тебе известно, о чём мы здесь и как снимали? Колись на раз, два!

— Ты с угрозами то потише, а то потравишь ты мне тут сорок местных неуместными выкриками — со смеху птицы передохнут! — сказал с усмешкой Павел, как бы невзначай крутанув в руке здоровенный тесак, — Это наш лес, и все здесь нам известно! И зря ты так распетушился. Будто подменили человека. А это все бесята в тебе, с чего-то голос подали.

— Ты что поп, что ли? Какие бесята?!

— Обыкновенные, для городских. Бесы тщеславия, высокомерия и неприятия. Говоришь — съёмку заканчиваете? Наверно почуяли они кучу бабла, услышали, как медные трубы начищают. И что теперь с этими отсталыми, местными, церемонится и политессничать? Дело сделано, — отвались, что к ногам прилипло.

— Что поделать: слаб человек. — Развел руками Егор и уселся на табурет рядом с разделочным столом. — Ты видно праведник. Вот — в пустыни живешь, и ничего к тебе не липнет. Наверно и птицы, завидя тебя, мимо серут. А мы слабы и оттого во лжи купаемся.

— Из века в век люди оправдывают свою слабость, свое непротивление, тем, что Зло всё равно, сильнее. Попробую в этом усомнится. Зло, это, как ты ненароком заметил, прежде всего, — ложь. Навет, пустые обещания, обманутые надежды, а апофеозом Лжи — Предательство и Провокация на созвучие — содействие, пусть на невольное, порой, Лжи.

И вот катится как волна, как заболевание — катится Ложь. От одного человека к другому. Сколько ртов задействовано, сколько душ запачкано! А стоит нескольким, а, порой, одному, — не возмутится даже, а просто промолчать, не повторить ложь — и волна затихла. Ложь погибла.

Или как в армии — из поколения в поколение, из призыва в призыв: в части N N старослужащие унижали молодняк. Но создался, возник вдруг коллектив, который тоже прошел через эти испытания и унижения, но решили ребята между собой, без приказу (и в этом тоже соль!)- " а не будем мы бить, не будем унижать!" И так поступили! И всё! Они остановили быдловскую волну: я унижен, — униженный унижу вас!

— Красиво излагаешь, Старовер.

Перейти на страницу:

Похожие книги