Солнце в кармане

А наша полиция, — это феноменально! — в кои веки, со времен Веймарской Республики начала брать взятки! Я говорю о мелочах, но это фон, это то, что влияет на обыкновенного немецкого обывателя посильнее газетных статей. Обыватель живет в этом.

Но помимо уличной преступности, есть серьезные люди, которые умеют и хотят крупно работать.

Помню первые волны с Востока. Несло в Германию всякую пену. Вал велосипедных угонов с парковок и мелких краж в магазинах. Да что краж! Просто заходили эти "туристы" в магазин самообслуживания всей галдящей семейкой. Сгребали с полок всё, до чего дотягивались. Запихивали в огромные мешки на глазах онемевших продавцов. И всей оравой отбывали в неизвестном направлении.

Когда я начал вести некоторые дела с русскими криминальными боссами, я одному из них, очень мною уважаемому, — извини, Джордж, я без имён, посетовал на такое безобразие на наших улицах. Мол, и вам ущерб — с вашим-то акцентом.

С вашей, мол, фамилией скоро и на порог пускать не будут. Тот аж позеленел, но ничего не сказал. И, как-то, звонок.

Приглашает он меня проехаться в Польшу, по делам. Едим. Его девушка меня развлекает. Доезжаем до польско-белорусской границы, сворачиваем в лес.

Там большегрузный "Мерседес", из него выгоняют толпу — мужчины, женщины подростки. Его люди строят их вряд — пинками, затрещинами. Выходит парень с автоматом, что-то на русском кричит и, стволом, так, поводит. Весь строй с белыми лицами опускается на колени. Я сам обомлел, у меня сердце приостановилось.

Вот, думаю, сейчас увижу кино из жизни белорусских партизан: с пытками и массовым расстрелом.

Тут выходит мой друг, русский криминальный босс, и держит речь перед коленопреклоненными соплеменниками, на русском. Во время речи пару раз доходчиво рукой указывает в сторону Германии и в сторону Белорусской границы. После чего к этим страдальцам подходят два парня. Происходит следующая процедура: первый парень пинает человека на коленях. Очень сильно — те пополам сгибались. А следующий парень совал одной рукой паспорт, а другой давал затрещину. И так без различий: мужчина, женщина, подросток. Далее, по одной короткой команде, вся толпа загрузилась в машину, — уже без тычков и прочего понукания. Машина отбыла в сторону пропускного пункта.

Подошел русский босс и объяснил, что это была показательная акция для "расейских бродяг". Теперь они предупреждены: еще раз их фамилия мелькнет в списках пересекших германскую границу, или их рожа засветится на любой немецкой улице — они останутся в Германии на веки. Так же, заверил босс, его люди, и он просил в этом содействовать, будут теперь отслеживать всех русских, попавшихся в полицейские участки. Эту "шантрапу" он обещал брать под залог на поруки и учить по своему. Снабжать билетом на ближайший поезд и отправлять на родину. Где их уже будет ждать, с его слов: "местная братва с отчётом о проделанной работе в заграничной командировке".

Вот так. Реально: они контролировали свою мелочь несколько лет строго. Сегодня в этом просто нет нужды, — всё самоорганизовалось. Дела идут, идут хорошо, даже более чем. Дела разные: средние, крупные, очень крупные. Дела на постоянной основе, с гарантированным сбытом и потоком, сравнимым с конвейерным производством. Но главное — всё тихо и без лишнего внимания прессы. Каждый давит своих клопов.

Вы думаете, я разговаривал только с русскими? Напрасно, — я ответственный гражданин своей страны и интересы общества мне не чужды. Я обращался к туркам, по поводу неприятностей со стороны представителей их диаспоры.

Мне сочувствовали и уверяли, что всё ради меня сделают. Достанут с неба свой полумесяц и порубят им своих нечестивцев. В итоге — ничего. Обращаюсь опять. Такие же горячие уверения. Третий раз, четвертый… я устал. А тут, кстати, заварушка какая-то, с межнациональным привкусом. Ну, я и поддул на угольки… В турецком квартале сгорело несколько домов. Об этом газетчики писали, возмущались. Политкорректность им в сраку! А забыли упомянуть, что в одном доме было подпольное казино, в другом бордель с несовершеннолетними, а в третьем убежище для нелегалов.

— А с Албанцами?

— Я разговаривал. Один раз. Вернее, — пытался разговаривать. Меня не дослушали. Плюнули в лицо. Натурально. Большим грязным харчком жеваного табака, под названием "Нас Вай". И заржали. Очень тяжело с ними работать.

— А с русскими, значит, легко.

— Как тебе объяснить… Я с русскими не работаю, — увидев недоуменную, столь противоречивыми словами, физиономию "Джорджа", Йенс, довольный, усмехнулся. — Я с ними только общаюсь. Я имею в виду боссов из самой России. Разговариваю с ними на какие-то общие, часто очень простые темы: рыбалка, охота, вообще, — природа. Или на очень возвышенные темы — зло и добро, истина и ложь, смерть и жизнь… А потом в контору прибегает мальчик из местных и приносит проект какого-нибудь контракта или устава совместного предприятия.