Солнце в кармане

" Комроты Колобов Егорий ходил по территории лагеря смурной и задумчивый. Зеки заканчивали настил крыши над очередным бараком. Весело и бодро. Под звуки марша из репродуктора: "…я другой такой страны не знаю…". Даже последние замухрышки и доходяги тянулись поспевать за "свеженькими", только что с воли прибывшими. Вот, что творит дополнительный кусок хлеба и Весна.

Весна, птички таёжные сверестят, Свежая трава ногой мнётся. Но не весело Егорию. Вчера состоялся серьёзный, и в чём-то сильно не правильный разговор. Разговор с Мишей — фельдъегерем.

Миша приехал как всегда ближе к вечеру, полный рассказов и занятных баек, привезённых из разных мест. И прежде всего из Москвы. Из Москвы самые интересные, порой дух захватывающие своей смелостью: о наркомах, их женах, подругах и друзьях.

На этот раз с собой Миша привёз коньяку из столицы. Пили его из стаканов и закусывали вяленой рыбкой. Хорошо!

И перешел разговор из шутейного в серого цвета слова, с потаённым недосказанным смыслом.

Сказал Миша, что разговаривал с одним важным и очень засекреченным работником наркомата. Разговаривал не в здании на Лубянке, а в скверике. И предложил тот человек, приказал-таки, но хитро не в прямую, когда по стойке смирно и с отданием чести. Мол: "Есть! Будет исполнено!". А так, что и деваться не куда. Исполнять ли, с риском трибунала, или сразу в расстрельный подвал брести…И вот что конкретно, отбросив недомолвки и хитрости, получается.

Надо устроить побег. Побег подопечным Егорию ученым, и главное — профессору Маслову.

И сделать это должен он, Колобов. Вернее, исполнить первую часть плана побега. Вывести учёную троицу из расположения на ближайшую ровную площадку. Где совершит посадку самолет и унесёт ученых к пункту назначения.

Одна беда — ближайшая ровная площадка, это поле единоличника старика Двуреченого. Но с ним, Миша сказал, что договорится. А не договорившись, вполне может статься и не взлетит самолёт. Старик дюже злобен, и выводок у его семейства большой, и все с оружием.

Не знал Миша, что есть в том местечке у Егория тайна. Жила в тереме у старика его Любовь. И, ну, ни как не хотелось ему впутывать семью её в их чекистские игры.

Егорий не был лопухом. Он давно просёк нравы и не писаные порядки, в той организации, в которой он поначалу гордился служить.

Он чувствовал, видел — здесь Засада. Вся ситуация Мишиного разговора, с первых слов его, была Западнёй. И чего проще, кажется — доложить по инстанции и умыть руки.

Это затеяно свыше. Или могло быть банальной проверкой. Что и сказал Егорий Мише напрямую, не мусоля робко слова. И добавил, что прежде доложит всё старшему своему командиру.

Миша в ответ рассмеялся и, дружески приобняв Егория, заглянул ему в глаза. Взгляд фельдъегеря был грустен и по-старчески мудр.

— Доложить, это долг Красного Командира, но не Чекиста. — Сказал Миша. — Чекист борется с врагом скрытым, и должен сто раз подумать и понять, где враг, прежде чем кому-то докладывать. И помнить, что по большому счету мы работаем не на органы, а на дело нашей большевистской партии. К тому же скоро все командиры лагеря пойдут под очистку. В органах грядут большие перемены.

А он, Миша, просто спасает друга. К тому же будет Егорию с того повышение. Вызовут его, как бы для допроса и наказания, в Москву. А он там и останется, на новой должности.

— Или с дыркой в голове", — добавил Егорий.

— И всегда так, особенно нынче. Светлое Завтра горячо светит, можно и сгореть. К тому же пойми — побег подконтрольный. И светит учёным лишь видимость свободы. Какая, в прочем, и у всех нас….

Транспортируют их в лагерь в дружественной Германии, поводят по городку приметному — смотрите, вы на Западе, на свободе. И тут же упрячут их в лагерь, якобы, подальше от всевидящего ока ОГПУ. От них надо, что б расслабились они. Расслабились и раскрылись. И будут с ними работать наши немецкие товарищи. А так же надо, что бы в добрую волю нашей большевистской партии поверил один важный человек, да он сюда приезжал…

— Никола, — выдохнул тогда Егорий. И заболела по старой памяти голова.

— Ладно, не бери в голову. В общем, здесь всё не так как ты можешь подумать. Здесь всё не так, как кажется….Ну, а мне…. Я журналистом хочу стать. Международным. По миру хочу поездить, поспособствовать, так сказать борьбе рабочего класса. Товарищи обещали поспособствовать. Пойду учиться….Эх, мать моя!"

Миша заснул тогда, а Егорий всё думал, ворочался. С утра Миша уехал, но обещал вечером заскочить к нему и услышать план по исполнению задания. Говорил, не сомневаясь, что Егорий во всем согласный и готов к исполнению.

И пошел он к Маслову. Решил — выложу всё напрямую. Нравился он Егорию, и где-то даже ловился комроты на том, что считал его своим учителем. Внедренный приказом лагерного начальства в жизнь Колобова, этот человек на многое ему открыл глаза. Самой манерой общения, рассуждениями своими, которые по обязанности слушал Егорий долгими вечерами, смыл он грязь и тину с души его, бедняцким бытием забитой.