Солнце в «Гнезде Орла»

Явившиеся к Султанат с жалобой, кажется, даже забыли, зачем пришли: любуются ею, смущенно опускают глаза. Она приветлива, добра к ним, обещает помочь и уверена, что сумеет это сделать. И они уходят даже несколько смущенные и растерянные…

— А что я вам говорил?

— Вот это горянка!

— Если бы все председатели сельсовета были такими…

— И что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, кроме того, что жить было бы радостней.

— Дай ей трон, одень в парчу — и королева.

— И все ты испортил. Зачем, зачем ей быть королевой? Она тем и хороша, что не королева.

— Я не знаю, о чем вы, а меня беспокоит это воровство. Даже чайника не оставили, чтоб согреть воду…

Как только гости ушли, Султанат, встревоженная плохим известием, решила обратиться по местному радио ко всем жителям аула, к почтенным и уважаемым старожилам, взывая к их чести и совести. Говорила так взволнованно, что, казалось, даже по камням саклей пробежала дрожь стыда и раскаяния. Между тем сама подала людям повод для оправдания, мол, этот акт, конечно, совершен не со злым умыслом и вряд ли кто из взрослых позволил бы себе такое, это просто баловство детей, кто из сознательных в наше время может посягнуть, позариться на чужое. Ее правильно все поняли. И к вечеру, к возвращению новых людей в свои палатки, все было поставлено на место, все возвращено, кроме волейбольного мяча, что убеждало и доказывало — «воровство» было совершено малолетними озорниками…

Есть изречение, что, мол, после хорошей драки бывает крепче дружба. И эта неприятность между «странными» людьми и чиркейцами, как ни странно, и вправду послужила толчком к взаимопониманию и сближению.

Палаточные гости обрели в лице жителей Чиркея доброжелательных друзей, помощников. Были заключены между ними и негласные торговые соглашения. Чиркейцы обещали поставлять им каждое утро парное молоко, яйца, кур, мясо, тоже парное — только что из-под кинжала, румяные чуреки, сыр, фрукты. За все это «палаточные» люди платили наличными деньгами, не прибегая к посредству банковских операций, которые могли бы усложнить выполнение договорных условий. И так, на основе дружбы, и взаимовыгоды, и взаимопонимания, были укреплены добрососедские отношения. Границей служил старинный каменный арочный мост через бурный Сулак, и этот мост стал связующим звеном. Такое общение давало свои плоды: ходили друг к другу в гости в свободное время, вместе сидели у костра, вели дружеские беседы, пели песни, играя на пандуре и на гитаре. Все это называлось обменом культурными ценностями. Чиркейцы в душе щедрый народ, в праздничные дни они тащили с собой хорошего барана для шашлыка, а «палаточные» люди доставали импортные напитки, в шутку называя это интеграцией потребностей.

ВЕСТЬ, ВСПОЛОШИВШАЯ ВСЕХ

Все, казалось, уладилось, все шло как полагается, «палаточные» люди стали частыми и желанными гостями у горцев. А раз так сблизились, то не могло здесь обойтись и без любви. Дружба рождает любовь, как мудро заметил почтенный Мухтадир, воинствующий вдовец. Так обычно говорит тот, кто не знает, что варится у него в котле. Участник всех похорон, Мухтадир, старик с лицом заросшим седой щетиной, — он не бреется, а просто ножницами ровняет свой ворс. Вы скажете, это грубо? Но спросите самого Мухтадира, и он воскликнет: «Да будет солнце!» Спросите, при чем тут солнце, и он ответит: «А при чем тут твой вопрос?» Вот и пойми его… О чем это мы говорили? О да, о любви. Колхозный шофер Кайтмас, что значит «Невернувшийся», сын этого старика, Мухтадира, по самые уши влюбился в одну из «палаточных» девушек, да, да, в ту самую, что ходит без платья, только не подумайте, что обнаженная, нет, она ходит в брюках. «Астахпирулах! — воскликнул Мухтадир, увидев ее впервые. — Ну и времена настали! Мужчины, слышал я, в юбках ходят, а женщины, вот тебе на — в брюках. Плакал же, говорят, чей-то малыш, не желая надевать штанишки, чтобы не походить на девочку».

Светлая была девушка, которую полюбил Кайтмас, как сноп пшеницы под солнцем, да и звали-то ее так — Света. Глаза темной бирюзы, как небо над горами Салатау. Русская она, улыбчивая, озорная. Ну и озорницы же эти русские девушки, кого хотят заполонят своими чарами и обворожительным чувством собственной свободы, верой в себя. А разве горец устоит перед таким свободолюбием? «Да здравствует свобода!» — с этим кличем умирали горцы в Араканах, дрались в ущелье Ая с контрреволюцией, слова эти бросали в лицо шариатского суда обреченные на смерть.

Правда, девушка в брюках — это смешно для горцев и непривычно, хотя и горянки носят шаровары, однако они поверх надевают платье. Шоферу Кайтмасу, которого теперь часто стали встречать с девушкой в брюках, много приходилось выслушивать острот и этаких «предостережений» относительно брачной ночи. Кайтмас все слушал, Кайтмас все пропускал мимо ушей и так заразительно смеялся, что людям не оставалось ничего другого, как отвечать ему веселой улыбкой.