У входа во дворец гостей ждали. По обе стороны от высокой, украшенной искусной резьбой двери застыли могучие, богатырского сложения стражи, обликом более всего похожие на выросших в высоту и лишившихся шерсти медведей. С плоских лиц смотрели внимательные маленькие глазки, на мощных руках бугрились мускулы, напоминая обкатанные водой валуны. Кольчуги каждого из стражей хватило бы на то, чтобы замотать в нее пятерых людей нормального сложения, а выгнутые щиты с гербом в виде зеленой ладони можно было использовать вместо лодок.
Между могучими стражами, словно старый гриб меж толстых пней, замер согбенный старичок. Макушку его венчала широкополая шляпа, из-под которой торчала седая борода, похожая на веник, и свешивался длинный нос. Наряжён старик был в роскошную золотистую мантию, расшитую изображениями листьев и веток.
– Чего изволите? – проскрипело из-под шляпы, когда Хаук одной ногой ступил на первую из ступеней, ведущих к двери.
– У нас дело к правителю этой страны, – вежливо ответил конунг.
– Дело у них, – забормотал старикан в шляпе, суетливо дергая руками. – Шастают тут всякие, дома им не сидится, занятых фэйри от дел отрывают…
Из-под мантии с шуршанием был извлечен длиннющий свиток, который дед принялся тщательно рассматривать.
– Итак, двадцать пятый день восьмого месяца. – Свиток замер, перестав извиваться расплющенной змеей. – Записаны на прием: Синий Грифон с Белой Горы, семейство Дятлоногих из Синюшного Леса и Трижды Почетный Хобгоблин Джим Кэррисон с супругой.
Шляпа была сдвинута на затылок, а викинги подверглись тщательному изучению парой свирепых глаз.
– На Грифона никто из вас не похож, – сварливо промолвил старик, – Джима Кэррисона я знаю в лицо. Вы что, хотите сказать, что являетесь семейством Дятлоногих из Синюшного Леса?
– Нет, но… – начал было Хаук, но его грубо оборвали.
– Никаких «но»! – Дед в ярости сорвал с головы шляпу, явив миру похожую на яйцо лысину, обрамленную редкими клочьями белого пуха. – Вы не записаны на прием, а очередь тянется до середины осени. Можете записаться у королевского секретаря!
– У кого? – недоуменно спросил конунг.
– У меня! – гордо ответствовал старикан, водружая шляпу обратно на голову. – И как лицо официальное, ответственно заявляю, что вы должны подать заявку в письменном виде с указанием цели посещения и предполагаемого времени беседы. Да, заявку в трех экземплярах…
– Что-то я не понял, чего он там болтает, – голосом тяжелым, точно гора, сказал Кари.
– А он нас внутрь пускать не хочет, – охотно объяснил Арнвид. – Да еще издевается! В трех экземплярах…
– А может, ему голову оторвать? – И Ленивый, чьи глаза стремительно наливались кровью, неожиданно быстро шагнул вперед.
Сдвинулись с места, грозно зарычав, стражи, их мечи, длинные, как весла, медленно поднялись. Старик-секретарь в испуге отпрянул, сотрясаясь мелкой дрожью.
Кари резко дернул плечом, раздался звон, словно деревянной колотушкой ударили в большой колокол. Левый страж с удивленным выражением на лице начал падать, шлем на его лбу украсила свежая вмятина, а пудовый кулак берсерка уже обрушился на лицо правого, круша плоть и ломая кости. Что-то хрустнуло, на стену дворца брызнуло красным.
Два тяжелых тела рухнули почти одновременно. Земля содрогнулась.
– Ну что? – спросил Хаук ровным голосом. – Может быть, теперь ты найдешь наши имена в списках?
– Д-да, я п-посмотрю. – Глаза секретаря, выпученные так, точно он увидел говорящую рыбу, не отрывались от грозного викинга. Старикан торопливо вытаскивал из-за пояса свой свиток. – К-конунг Хаук Лед с дружинниками… как я мог не заметить?
Он посторонился, вихляясь всем телом, как нашкодившая собачонка, а резная дверь начала медленно открываться. Створки расходились бесшумно, будто не висели на петлях, а покоились на одном воздухе. Изнутри донесся мягкий цветочный аромат, повеяло теплом.
– Позаботься о наших лошадях, – бросил Хаук секретарю и первым вошел внутрь.
– Если хоть одна заболеет – убью! – Вемунд показал полумертвому от страха деду кулак и последовал за конунгом.
Внутри оказалось темно, на уходящих в высоту стенах тускло чадили редкие факелы. Пол, выложенный черными и белыми плитками, блестел, точно лед. Шаги звонко разносились по его поверхности.
Но стоило Ивару, идущему последним, войти внутрь, как двери с грохотом захлопнулись за его спиной. Факелы погасли, погрузив все в полную темноту, и тут же яркий свет резанул по глазам. Боль была такой, что молодой викинг с трудом удержался от ругани. Ивар услышал, как рядом вскрикнул кто-то из товарищей.
Под веками плавали желтые и оранжевые пятна, а рука уже тащила из ножен клинок – отомстить, наказать того, кто посмел так жестоко подшутить над воинами конунга Хаука…
Ивар сам испугался собственного кровожадного желания, поспешно отпустил рукоять меча. Ушей коснулась приятная далекая музыка, негромкий смех, и он осторожно открыл глаза.