Солнце слепых

«Как хорошо, – думал он, – смотришь на все спокойно: на еду, на выпивку, на девушек. Знаешь, что все это не твое… Даже твою глупость уже повторяют другие. Как хорошо, что я тут один с Машей. Мне ведь никто не нужен больше. Перед Катей как-то неудобно, словно ее должник. Странно, пятьдесят лет ничего не был должен, и вдруг должен! Хорошо, что я тут наконец-то один. Да и ей, наверное, лучше одной. Пятьдесят лет… пятьдесят лет, как я не был на могиле родителей…»

Его охватывало порой пронзительное чувство жалости по своей уходящей жизни. Причем Дрейк испытывал его не тогда, когда думал о себе, а когда думал о своих близких, ушедших из жизни давным-давно.

На другой стороне канала, возле строительных плит, огораживающих стену «Книжного мира», возбужденно спорили женщина с девочкой и парень. Женщина верещала на одной ноте, парень отрывисто и зло бухал, а девочка односложно вскрикивала.

Дрейк почувствовал смутное беспокойство. Парень вдруг ухватился за женскую сумку и стал вырывать ее. Женщина замолчала, вцепилась мертвой хваткой в сумку и стала плевать парню в лицо. Со стороны это было даже смешно. Девочка с криком вцепилась парню в руку. Парень резко отмахнулся от нее. Девочка отлетела в сторону. Женщина закричала. Парень продолжал ожесточенно рвать сумку у нее из рук. Рядом остановились несколько человек и с любопытством взирали на происходящее. Женщины возмущались, мужчины смотрели как-то «насквозь», словно и не видели того, что видели.

Дрейк от слабости не мог даже привстать со стула, но вдруг почувствовал необыкновенную ярость. И тут же свет и боль. Они шли на него сверху, вливались в грудь, вздымали грудь и перехватывали дыхание. Они прошли по его душе, отделив юное от дряхлого, несокрушимое от побежденного. Он видел как бы со стороны – как он вскочил со стульчика… взлетел по лесенке… промчался по мосту на другой берег канала… подскочил к безликому парню… схватил его за шиворот… вздернул кверху… отобрал сумочку… а самого, передернувшись от гадливости, бросил в канал, как самую последнюю гадость… Воды канала разошлись и поглотили подонка. И чистая вода взметнулась выше фонарей…

Женщина со слезами на глазах стала проверять содержимое сумочки и причитать:

– У меня же там все деньги! Все деньги!

Маша увидела в глазах деда слезы. Он полулежал на столе, положив голову на руки и смотрел в сторону «Книжного мира».

– Деда, что с тобой? Ты плачешь? Что с тобой, милый мой?

– Больно, Маша, больно смотреть…

Маша вызвала скорую, и та увезла деда в больницу. Врач сказал, что третьего раза старик не вынесет.

Через месяц Дрейк пришел в себя. До зимы он бродил по коврам внучкиной квартиры, по небольшому дворику, усыпанному листвой, сидел на мягком диване возле телевизора, на жесткой скамеечке под кленом, и когда выпал первый снег, а на телевидение вернулись депутаты, решил вернуться домой. Несмотря ни на какие уговоры, оставаться в Питере он больше не желал.

Запомни – в этом мире ты никому ничего не должен. В этом мире все равны. И если кто-то дал тебе что-то, это его руками дал тебе Господь. Не мучайся, если не можешь вернуть это или отплатить добром за добро. Если же с тебя свой долг возьмет силой тот, кто дал, с того спросит Господь. Спросит с него вдвойне, ибо то не его были даяния, они в равной степени принадлежали и тебе.

Кате на вокзале он сказал:

– Не поминай меня лихом! Если приедешь вдруг, заходи. У меня места много. Целая комната! Лично мэр выделил, как участнику войны. Недалеко от нашего старого дома. А еще диван с комплектом белья и холодильник с телевизором. Не жизнь, а малина!

– Прощай, Феденька! Ради Бога, прости меня, – попрощалась с ним Катя.

Она знала – навсегда.

Глава 50.Экс

На другой же день после приезда в Нежинск Дрейк позвонил Пинскому, но того не оказалось дома. Отвечала жена. Судя по голосу, это была полная, рыхлая, не очень приятная особа.

– А когда я могу увидеться с Ильей Владимировичем? – спросил Дрейк.

После некоторого молчания жена ответила:

– Боюсь, что никогда. Мы с ним больше не живем. Он уехал. Совсем.

Дрейк заволновался не на шутку и стал торопливо объяснять, что два года назад, около двух лет назад, передал Пинскому на временное хранение картину и зеркало, вот и расписка имеется…

– Приходите, – сказала жена, – поищем. Запишите адрес, – послышался зевок.

Зеркало стояло в «тещиной» комнате, оно было завалено какими-то узелками, коробками, а портрета Изабеллы не было.

– И что мне теперь делать? – спросил Дрейк.

– А я почем знаю? – зевнула, пожав полными плечами, жена.

– Он точно не вернется?

– Точно! – она надавила на старика грудью, выталкивая его в дверь. «Вот пристал! – было написано на ее лице. – Мне бы твои проблемы!»

Когда Дрейк уже загрузил в такси зеркало, выскочила супруга Пинского:

– А расписка?!

– Щас! – ответил Дрейк, протянув к ней руку. – Сперва «Изабеллу»! Поехали!

Каким-то образом Пинская узнала его адрес и пришла к нему за распиской. Но Дрейк расписку не вернул, а оформил в нотариальной конторе новую, о том, что получил обратно зеркало.

– А портрет, сударыня, пусть повисит пока на вашем супруге.