Солнце полуночи

— Ну и зачем тогда ты приехала? — потребовал я ответа, тотчас же поняв, что мой тон был обвиняющим, что недостаточно нормально для беседы. Вопрос прозвучал грубо, с излишним любопытством.

— Это… сложно.

Она прищурила свои широкие глаза, и оставила их в таком положении — я был близок к тому, чтобы взорваться от любопытства — любопытство было таким же обжигающим, как и жажда. Как ни странно, я осознал, что дышать стало легче; мука становилась все терпимее с течением нашего разговора.

— Думаю, что сумею понять, — настоял я. Возможно, простая вежливость позволила бы ей и дальше отвечать на мои вопросы, если бы не та грубость с которой я их задавал.

Она молча смотрела на руки. Мне стало невыносимо от этого — я хотел схватить ее за подбородок, и повернуть ее голову так, чтобы я смог все прочесть в ее глазах. Но это будет безрассудно с моей стороны, опасно, прикоснуться к ее коже вновь.

Вдруг она подняла глаза. Меня утешило то, что я вновь мог видеть эмоции в её глазах. Она говорила стремительно, в спешке проговаривая слова:

— Мама снова вышла замуж.

А, это было довольно по-человечески, легко понять. В ее ясных глазах промелькнула грусть, от которой на переносице вновь возникла складка.

— Ну, не так уж и сложно, — сказал я. Мой голос был крайне вежливым, но без фальши. От ее грусти я почувствовал себя странно беспомощно, желая сделать что-нибудь, чтобы ей стало лучше. Необычный порыв.

— Когда это произошло?

— В прошлом сентябре.

Она тяжело выдохнула — почти что с тоской. Я перестал дышать, в то время как ее теплый вздох коснулся моего лица.

— И он тебе не нравится, — догадался я, выпытывая все больше информации.

— Нет, Фил хороший, — сказала она, поправляя мое предположение. Сейчас вокруг уголков ее полных губ был заметен намек на улыбку. — Быть может, слишком молодой, но довольно-таки милый.

Это не соответствовало сценарию, который я уже обдумал у себя в голове.

— Почему ты не осталась с ними? — я спросил, мой голос слегка пытлив не в меру. Это звучало так, будто надоедал ей. Надо сказать, так и было.

— Фил много путешествует. Он бейсболист. — Легкая улыбка стала больше после последних слов — выбор подобной профессии забавлял ее.

Я тоже не заметно для себя улыбнулся. Я не пытался тем самым утешить ее. Просто, честно говоря, от ее улыбки мне захотелось улыбнуться в ответ.

— Я слышал о нем? — Я мысленно пробежался по списку всех известных мне бейсболистов, сомневаясь, что Фил был в нем…

— Скорее всего, нет. Он не очень-то хороший игрок. — Очередная улыбка. — Во второй лиге. Он часто переезжает.

Списки в моей голове тотчас же сменились, и я составил перечень всех возможностей меньше чем за секунду. В то же самое время я представлял себе новый сценарий.

— А твоя мама отослала тебя сюда, чтобы самой путешествовать вместе с ним, — сказал я.

Казалось, что, делая предположения, я мог выудить у нее больше информации, чем, если б задавал ей вопросы. Это опять сработало. Ее подбородок выдвинулся вперед, а выражение ее лица внезапно стало решительным.

— Нет, она меня не отправляла сюда, — сказала она, ее голос прозвучал по-новому, резко. Моя догадка расстроила ее, хотя я и не понял каким образом. — Я сама себя отправила.

Я и не догадывался, что она имела в виду, или в чем заключалось ее негодование. Я был совершенно растерян.

Итак, я уступил. И дело было не только в восприятии девушки. Она не была такой, как остальные люди. Быть может, молчание ее мыслей и аромат были не единственными ее отличительными чертами.

— Я не понимаю, — сознался я, чувствуя сильную досаду от проигрыша.

Она вздохнула взглянула в мои глаза смотрела в них дольше, чем большинство людей могли выдержать.

— Поначалу она оставалась со мной, но скучала по нему, — медленно объяснила она, ее тон становился несчастнее с каждым словом. — Это расстраивало ее… так что я решила, что пришло время перебраться к Чарли.

Маленькая складка у нее между глаз стала глубже.

— Но теперь несчастна ты, — прошептал я.

Казалось, я не мог перестать выдвигать свои догадки вслух, надеясь узнать ее реакцию. Только это, как бы там ни было, видимо, не так далеко от истины.

— Ну и что? — сказала она, как если б это обстоятельство не имело ни малейшего значения.

Я продолжал смотреть в её глаза, чувствуя, что, в конце концов, смог добиться первого настоящего проблеска в ее душе. Я увидел в одном этом слове, как она сопоставляла себя среди своих же собственных приоритетов. В отличие от большинства людей, ее собственные потребности были на втором плане.

Она была самоотверженной.

Когда я увидел это, тайна человека, прятавшаяся в глубине этого безмолвного разума, начала потихоньку рассеиваться.

— Это несправедливо, — сказал я. Я пожал плечами, пытаясь казаться несерьезным и скрыть то, насколько мне было интересно.

Она засмеялась, но смех не звучал весело.

— Тебе никто не говорил? Жизнь вообще несправедлива.

Мне хотелось рассмеяться над ее словами, хотя мне тоже не было по-настоящему весело. Я знал кое-что о несправедливости жизни.

— Кажется, я уже слышал что-то такое.