Солнце мрачного дня

– Что значит, не подписывался? – Я ведь уже неоднократно спрашивала себя, почему Алви Конте занимается со мной. И чем больше он был недоволен, тем сильнее этот вопрос нависал надо мной. – Почему вы все-таки занимаетесь со мной?

Алви морщится, словно я ему на ногу наступила.

– Мистер Конте?

– У моей матери больное сердце. – Он смотрит куда-то в другую сторону от меня. – Ей нужна была операция. Она могла либо помочь ей, либо убить её. Все доктора боялись риска, поэтому не брались. Кроме одного.

– Оливер, – полушепчу-полувскрикиваю я.

– Да, – кивает Алви, – он сделал ей эту операцию.

– И ваша мама…

– О, – Алви улыбается, – с ней все отлично. Операция прошла успешно. Это было год назад. И вот месяц назад Оливер позвонил мне с ответной просьбой.

– Заниматься со мной?

– Да. Ему нужен был тренер, а за мной был должок.

Я поднимаю ладонь на лоб, чтобы немного потереть его.

Конечно, Оливер сделал это ради меня, и я не могу винить его в чем-либо. Но то, что он надавил на Алви, не могло принести радости от тренировок ни мне, ни хореографу. Сразу ведь было видно, что он не хочет этого делать.

– Давайте закончим на сегодня. – Я поднимаюсь, вытаскивая резинку из слипшихся волос.

– На следующей неделе я уезжаю в турне. – Глаза танцора мигом загорелись.

– И надолго?

– На месяц, – Алви пытается скрыть свою радость, но я все равно её вижу.

– Понятно. – Я махаю головой, разворачиваюсь и ухожу.

Разве могло быть иначе? Кто в здравом уме согласится заниматься с танцовщицей, у которой уже нет шансов на возвращение?

Ответ не очень утешающий.

– Вы уже все? – Мама входит в дом как раз, когда я начинаю подниматься по лестнице после того, как проводила Алви.

– Да, я немного устала.

Мама потупила взгляд после этой фразы, явно расстроившись. Жалею. Надо было придумать что-нибудь другое.

* * *

В дверь спальни постучали.

– Можно? – Мама, не дожидаясь моего ответа, вплывает в комнату.

Я лежу на кровати. Мне бы в душ сходить, но сил нет.

Мама садится возле меня. Её рука опускается на мой лоб.

– Ты не заболела? Бледная вся.

– Нет, все хорошо.

– Вы, случаем, не поссорились с Алви?

– Я узнала, почему он согласился тренировать меня.

Сажусь, чтобы прямо посмотреть на маму.

– И почему же? – Она ничуть не смутилась.

– Не делай вид, что не знаешь, – я пожимаю губы.

– Я знаю, что это Оливер попросил его. Но разве это имеет значение?

– Мам, а что если я не смогу снова выйти на сцену? Что если все старания напрасны?

– О, Яночка, – мама обнимает меня, крепко прижимая к себе, словно маленького ребенка, – как ты можешь думать, что у тебя ничего не получится? Мы ведь никогда не сдаёмся.

– Но ведь я – это не ты, – всхлипываю, уткнувшись ей в плечо. Я столько лет жила без маминого тепла, и сейчас её аромат приятно обволакивает мои легкие.

– Вот именно, – она гладит меня по голове, – ты – моя дочь. А это значит, что ты намного лучше меня. Сильнее. Когда мать рожает своё дитя, она отдает ему только самое лучшее. Ты намного талантливее меня.

– Неправда, – выдыхаю я, – ты ведь стала очень известной балериной, а я – никто.

– Популярность не так уж и важна. Главное – заниматься тем, что тебе нравится. Одно только это может сделать тебя счастливой.

Мама целует меня в макушку, после чего тихо удаляется.

Не знаю, сколько я пролежала без движения. За окном уже начало темнеть, когда я неожиданно даже для самой себя вскочила на ноги.

Поскольку я все еще оставалась в форме для занятий, переодеваться не нужно. Я просто схватила спортивный рюкзак, запихнула туда несколько бутылок воды, полотенце, флешку, закинула его на плечо, взяла ключи от машины и побежала вниз.

Я, скорее всего, переоценила свои возможности. Сперва я просто решила немного покайфовать. Включила свои любимые треки и с наслаждением вертела попой. Разогревшись как следует, я приступила к тренировке.

С координацией творилась беда. Сказать, что мне сложно – ничего не сказать. С каждым движением я ломаю себя.

Алви прав. Мне страшно.

Я боюсь приземляться на уже зажившую ногу. А когда я все же это делаю, то мне кажется, что боль возвращается.

Я прекрасно понимаю, что это психосоматика. Но перебороть её очень сложно, практически невозможно.

Спина прямая. Нахожу так называемую точку, то есть место, на котором фокусирую свое внимание. Это необходимо для баланса.

Точка нашлась. Я начинаю с вращения.

Первый круг, второй, третий.

Точка теряется, я падаю.

Голова немного кружится, но я встаю. Начинаю сначала.

Вращение, выброс ноги, приземление – ничего сложного. Раньше я проделывала все это тысячу раз.

Но почему не получается сейчас? Я ведь все делаю, как следует!

Мои ладони остаются холодными, несмотря на то, что мне безумно жарко. Я в сотый раз нахожу точку. Вращение. Получается. Делаю выпад правой ногой, но левая недостаточно устойчиво стоит на полу. Она подгибается, и я падаю по пол.

Сжимаю кулаки. Мне не больно. Но в голове застыли слова Алви и мамы.

– Ты точно дочь Мэри?

– Ты – моя дочь, а это значит, что ты лучше меня.

И в каком же месте я лучше своей матери?