Я всматриваюсь в Жаки. Её, казалось, тоже смущает такое внимание. Она каждый раз смотрит на него недоумевающе и как-то даже потеряно, но легче от этого мне не становится. Я все равно узнаю, надо только выбрать подходящий момент.
Бар выглядит классически: барная стойка, столики, сцена, vip-кабинки, небольшая площадка для танцев. Оказывается, каждую пятницу Жаки выступает здесь. Она поёт на сцене, но никто об этом не знает. Жаки скрывается за тенью – это единственный способ, ведь общество ни за что ей этого не позволит.
Я находилась в зале, когда заиграла музыка, и на сцене появился силуэт. По нему невозможно было что-то понять. И если бы я не знала, что это она, то ничего бы и не поняла, ведь Жаки скрывала даже свои волосы.
–
Да, я проиграла. Хотя вовсе не хотела играть. Маркус сам ворвался в мою жизнь, не спросив разрешения.
Жаки словно издевается. Я сжимаю кулаки, стараясь не чувствовать бешено бьющегося сердца. Оно ударяется о ребра, отчего я вся содрогаюсь.
Одна песня сменяется другой. В какой-то момент я понимаю, что потеряла связь с реальностью. В мое сознание проникли серые глаза. Они мрачно взирали на меня. Затем словно вживую я чувствую теплые губы, касающиеся рта, шеи, и горячий язык, исследующий, вкушающий.
Я впиваюсь ногтями в мягкие ткани, прогоняя эти наваждения. Похоже, жизнь меня ничему не учит. И те обидные слова, что он кинул мне в лицо, не помогают мне забыть его страстные исследования.
Я резко срываюсь с места, иду в небольшую коморку – офис хозяина бара.
Его зовут Джереми. И он мне не понравился с первого же взгляда. То, что он позволяет Жаки петь в его баре, делало бы из него хорошего человека, если бы не то обстоятельство, что он просто пользуется моей наивной подругой, чтобы выручить побольше деньжат. Жаки при этом он ни в грош не ставит.
– Как тебе концерт? – спрашивает он.
Джереми смотрит на меня с явным интересом, его рот расплывается в противной улыбке.
– Жаки прекрасна, – киваю я. – Но знаешь, что меня бесит?
– Что? – его брови приподнимаются.
– Что ты используешь эту девочку для своих целей.
Его улыбка сразу же тухнет.
– Я предоставляю ей возможность выступать. Больше ни один бар в нашем городе такого не сделает и…
– Вот только не надо мне тут ля-ля, – обрываю я его, затем сажусь на краешек его стола. На мне короткие джинсовые шорты. Он смотрит на мои ноги – загорелые, накаченные. Я вижу, как он сглатывает. – Я видела, сколько там посетителей. И они все бухие. Выпивки ты сегодня продал очень много – значит, и заработал дохренища. И не поделился с Жаки. Интересно, почему?
Я встаю, принимаясь ходить взад-вперед по кабинету.
– Что ты хочешь этим сказать? – Его голова следует за моими ногами.
– Я могу шепнуть кому-нибудь о том, кто поет на сцене…
Я чуть не рассмеялась, увидев, как изменилось его лицо. Сжимаю губы, чтобы и дальше казаться абсолютно серьезной.
– Или могу помочь тебе заработать еще больше…
– Это как? – оживился Джереми. Кто бы сомневался, да?
– Хочешь, чтобы в твоем баре выступала профессиональная танцовщица «go-go»?
– Рядом с Жаки?
– Да, – киваю я.
– И где её взять?
– О, – я улыбаюсь во все тридцать два, – она прямо перед тобой.
–
– Но! – Я становлюсь прямо перед ним, подняв указательный палец вверх. – Сегодня ты дашь Жаки расслабиться и немного повеселиться здесь.
У меня получилось!
На Жаки, правда, пришлось одеть маску и собрать её волосы на затылке. Но оно того стоило. Мы выпили, после чего принялись танцевать.
Только во время танца я чувствую себя свободной. Только тогда я настоящая. Танец стирает границы между разумом и эмоциями. Я раскрываюсь, растворяюсь. Нет правил, проблем и боли. Когда я танцую, забываю, что меня сначала бросила мама, затем друзья, преподаватели и, наконец, отец.
У него появился новый смысл жизни. Балласт в виде бунтующего подростка был ему ни к чему. И он спихнул меня маме, которая в свое время уже отказалась от меня. Что если я снова перестану быть ей нужной? Что тогда? Куда меня денут на этот раз?
Даже Маркусу, человеку, просто трахающегося со мной, я надоела. Это что вообще за херня?
Вы когда-нибудь наступали на разбитое стекло?
Если да, то знаете, как это больно.
Когда осколки врезаются в кожу, распарывают её, вонзаясь все глубже. И как невыносимо больно вытаскивать их оттуда. Особо мелкие частички проникают слишком глубоко. Вот так в мое тело просочилось то, что я увидела, обернувшись.