Солнце мое

Василич её привёз, мужики-соседи по площадке помогли затащить и установить в кухне на бывшем месте маленького «Саратова», который теперь переехал в зал. Василич же нам и подключил — рукастый он мужик.

Ещё у меня хватило на микроволновку, и немножко осталось на житьё-бытьё.

Бабушка, правда, чуть не устроила электрическую дугу, поставив греться картошку в тарелке с золотой каёмочкой, и с тех пор «шайтан-машинку» немного побаивалась. Но как удобно!

А ещё в конце сентября отец со своей компаньоншей начали готовиться к смене сезонов. Одежда-обувь — дело такое. Собрались да поехали в Италию, за сапогами. И привезли мне сапожки — мама дорогая, полный восторг! Коричневые, до колена, натуральный мех — без каблука!!! Песня, а не сапоги.

В особенности после моих страшных валенок.

Так что валенки я смело отправила на дачу, мало ли — вдруг зимой поеду, буду там по сугробам лазить.

Шёл октябрь, то со слякотью и снегом, то со внезапным, почти летним теплом.

Работа моя и вечерняя учёба съедали практически всё моё время — к садику, с учётом отсутствия практического опыта, готовиться приходилось прям изо всех сил, да и по дизайну не только лекции были, почти сразу пошла практика, и домашних заданий тоже было до фига. К Вове получалось съездить хорошо если два раза за неделю, а чаще один — в субботу или в воскресенье, пообниматься, а иногда и просто у ограды постоять, как уж получалось. Скучала я по нему ужасно — а что делать? Старалась справляться как-то. Заходила к Анютке, она мне не давала в меланхолию впадать. Они, кстати, с тем свидетелем со свадьбы, Димкой, начали встречаться. Чинно-важно дружили. И у неё всё время были новости, это реально спасало от хандры.

Практически все остальные свои свободные часы я проводила за компом. Записывала, в том числе, и чу́дные Вовкины сны, которые он мне периодически по телефону рассказывал. А потом случилась неожиданная радость.

ЗАБЕГ

Позвонил мне Вовка в среду, это уж одиннадцатое октября было. Взбудораженный такой! Приехала в ИВВАИУ какая-то очень высокая Московская проверка. И ради такого случая начальство объявило внеочередные соревнования, в том числе забег на пять километров с условием: кто выиграет — увольнительная гарантирована. А чтобы перед Москвой результатами блеснуть, курсантам вместо сапог выдали кроссовки. Ну, в кроссовках-то мой как побежал! Новый рекорд училища поставил.

Так что, можно сказать, с кровью увольнительную вырвал. И на законных основаниях в воскресенье ко мне пришёл.

Почти весь этот день (и конечно же ночь) мы провели, обнимаясь. И просто, и разговаривали, и ели рядом, и книжки читали, прижавшись боками. И, конечно же, любили друг друга. Кхм, неоднократно, да.

Ни-ко-го в гости звать не стали и сами никуда не пошли. И даже гулять не выползали, тем более погода стояла промозглая.

Утром в понедельник Вова уехал в часть, сказал, чтоб я по сырости к нему не каталась, не морозилась. Пока обойдёмся телефоном.

ФИЛФАК И КОЛЕБАНИЯ

В конце октября староста Олеська позвонила и попросила забрать стипендию:

— За два месяца уж таскаю, Оля!

Нет, с моей новой работой всё стало веселее, но не в наших это традициях — пренебрегать деньгами. Всё-таки восемьдесят тысяч, прибавили нынче маленько.

По средам у меня утренних занятий не было, я и понеслась. И как специально налетела на одну из старейших наших преподавательниц! Амалия Иосифовна, маленькая и бодрая дама, вцепилась в меня, как клещ:

— Оля! Так! Давай-ка вот сюда зайдём на минутку!

Она подтолкнула меня в кабинет, вошла следом, снова высунулась — убедиться, что под дверями никто не стоит. Ну, артистка!

Амалия Иосифовна была соседкой и приятельницей моей школьной классной руководительницы, и как-то так получилось, что она проявляла ко мне некое особенное внимание. Подозреваю, что наша Антонина напела ей в уши, что я местная звезда, да уж.

Посмотрела на меня строго, как будто поверх очков:

— Оля, признайся честно: ты что, решила бросить учёбу?

Я решила ответить честно:

— Есть такая вероятность.

— Почему⁈

— Не получается у меня совмещать с работой. А кушать надо.

— Нет, это я могу понять, конечно… Но что — совсем никак?

— Думаю я, на самом деле. Но скорее — никак. Да и не моё это.

— Ну вот, снова здорово! А журфак? Материал, говорят, отличный выдала.

— Нет, тоже не моё. Ну, не моё, как ещё сказать? Материал — да. Я вам откровенно скажу, была бы возможность сделать это в Иркутске, я бы с удовольствием перевелась на лит фак. Но в Новосибирск ехать не хочу, а ближе нет. Пока думаю. Нужен ли мне перевод, куда и на каких условиях.

От этой моей тирады она откровенно загрузилась, посмотрела на меня так — отстранённо-оценивающе. Роста она была совсем невысокого, даже по сравнению с маленькой мной, поэтому смотрела слегка снизу вверх. Покивала каким-то своим мыслям.

— Я поняла, Оля. Думай! Думай хорошенько!

Не знаю, к каким таким своим выводам она пришла, но вид у неё сделался суровый и торжественный.

— Ну всё, иди, иди!

А ВОТ И ПРИГОДИЛСЯ КОНВЕРТИК