Солнце — крутой бог

Когда я утром прихожу на элеватор, то обнаруживаю, что здесь до меня уже побывала Клаудия. Не спрашивайте, как я догадался об этом. Думаю, по запаху. Еще на лестнице по пути наверх я чувствую свежий запах, который может принадлежать только ей. Сначала я не соображаю, что это значит. Просто вдруг вспоминаю Клаудию. Мой нос еще не поболтал с мозгом и не сообщил ему, что именно этот аромат ему напоминает. В мозгу вспыхивают сотни образов Клаудии, а я бегу через две ступеньки, как будто это может приблизить меня к ней.

Клаудия в профиль. Длинный, прямой, красивый нос.

Клаудия — вид сверху. Светлый ежик волос, очень мягких на самом деле.

Клаудия — вид сзади. Неповторимое покачивание бедер.

Клаудия — вид спереди, когда она подходит ко мне. Голубые глаза, сияя, смотрят на меня.

Вот так работает мой мозг. И только поднявшись на крышу, я понимаю, почему у меня перед глазами проплыли все эти картины. Клаудия была здесь. Здесь пахнет Маленькой Бурей. Здесь, наверху, где ветер постоянно прогуливается вокруг здания. Никогда не переставая. Даже в самую страшную жару.

— Солнце крутой бог! — приветствую я Солнце. — Yes, sir! — отвечает оно и машет мне в ответ. — Ты что-нибудь надумал?

— Yes, sir! — говорю я. — Надеюсь, ты мне поможешь.

— Планы всегда интересны, — говорит Солнце и рассыпает по небу раскаленный уголь. — Там видно будет. У меня сегодня дел невпроворот.

— Хорошо, только не забудь про меня. Помни, я не простой парень.

— Yes, sir, — говорит оно и прикладывает палец к фуражке.

— Сёс говорит, что ты непростой парень, — сообщаю я Франку через двадцать минут. Мы сидим у него на кухне и смотрим на маленькую черепаху Адама. Адам завтракает.

— Непростой? — Франк вопросительно поднимает брови.

— Да, она имеет в виду потрясный. Уверен, что так. Или примерно так, — отрубаю я. — Она не горазда на комплименты.

Франк обдумывает мои слова. По утрам он не очень сообразителен. А кто, скажите, с утра бывает в форме? Лично я — жаворонок, ранняя пташка. Правда, это означает только, что я рано просыпаюсь. Но врубаюсь не сразу, если вы, Братья & Сестры, понимаете, что я имею в виду.

Франк кормит маленького Адама, который вертит головкой и делает два шажка к соблазнительному зеленому листику салата.

— Классная у тебя сестра, — говорит Франк наконец.

— Я видел, как между вами прошла искра, — улыбаюсь я.

— Искра? — удивляется он. — Никакой искры не было.

— Не валяй дурака!

— Не понимаю, о чем ты? — он встает и наливает еще кофе. На мою улыбку он не отвечает. Напротив, выглядит мрачным. Но не кислым. Я спрашиваю, кончился ли уже его тайм-аут. И он отвечает, да, конечно, ему кажется, что он уже снова готов к жизни.

— Какие у тебя планы? — мне любопытно, и я не в силах сдержать любопытство.

— Никаких планов у меня пока нет. Зачем они мне?

— Все должны жить по плану. Разве не так?

Франк это решительно отрицает. Вообще-то я хотел сказать, что взрослые уж слишком туго соображают, когда дело касается их жизни. Даже я, еще новичок, и то понимаю, что необходимо иметь план. Как будто я уже стал планировать жизнь Франка.

С папашиной жизнью, наоборот, все ясно. Мы с ним встречаемся в половине одиннадцатого перед Рентгеновским институтом, где он должен пройти «маленькое обследование». Папаша бледен, будто тоже намазался кремом от загара. Он заметно похудел за эти дни. Я, злой отпрыск, не могу удержаться:

— Как завтрак? — спрашиваю я и уклоняюсь от его неискреннего замаха. Но уж так принято вести себя в нашей семье.

— УМРИ! — он показывает на меня. — Можешь больше не возвращаться домой. Я сдам твою комнату!

— Хочешь, чтобы я все рассказал маме? — это помогает держать его в узде.

Папаша белеет, хотя и до того был далеко не румяным. Мы молча поднимаемся на четвертый этаж. Это кошмар, Братья & Сестры. Кошмар и ужас. Я раскаиваюсь в том, что дразнил папашу. Раскаиваюсь во всех глупостях, что говорил ему или делал за всю мою жизнь. Потому что там, в приемной, время тоже остановилось. Но не из-за того, что вот-вот произойдет что-то интересное. Здесь и речи нет ни о каких волшебных мгновениях. Папаша отдает свои документы, и нас посылают в новую приемную. Но и там нисколько не лучше. Видно только, что предпринимались попытки сделать это помещение уютным и приятным для тех, кто вынужден в нем ждать. Но именно эти идиотские попытки и создали в нем невыносимо грустную атмосферу.

Я гляжу на папашу и замечаю, что у него дрожат пальцы. Мне кажется, что он не только похудел, но и сильно постарел за эти дни. С того дня, как он начал ходить к врачу со своими непонятными болями в боку, он поседел, и тело его как будто на один размер сжалось. Я вижу, что это совсем не тот папаша, которого я знал всю жизнь. Он изменился так быстро, что я не успел заметить, когда это произошло. Папаша прожил несколько лет за то время, что я прожил всего несколько дней.

Здесь пахнет болезнями, и все напоминает о том, что нас ждет

СМЕРТЬ.

Ну вот, слово сказано. Зловещее слово из шести букв, которому под стать только такое грустное слово, как

РАК.