Солнце — крутой бог

Она ужасно польщена, и я понимаю, что надо поскорее сматываться, пока я не влип еще в какую-нибудь историю.

Я обзываю себя остолопом.

Козлом.

— Му-у-у, — говорю я им.

— Бе-е-е, — говорю я еще громче и ухожу.

Терять мне уже нечего.

Я рву домой и нахожу там записку, что предки укатили на дачу прямо с работы и желают нам с Сёс приятно провести время. Да уж, приятно, думаю я и больше не собираюсь высовывать нос на улицу. В эту пятницу меня там уже ничего не ждет. А если честно, то я и не осмеливаюсь выходить из дома. Судьба — крутой черт, и в запасе у нее полно неприятностей. А мои нервы не выдержат еще одного такого приключения.

Надо честно признаться, что метод Рейдара действует, очевидно, только у него самого. Мне он явно не подходит. Это не для меня. Нужно снова поломать голову и что-нибудь придумать. Два дня — сплошные технические ошибки и накладки! Единственное, что мне остается в утешение, — я извлек полезный урок из этих подлянок. Может…

Я сажусь перед теликом и смотрю все подряд, пока не отправляюсь спать. Судьба, во всяком случае, не выбьет меня из седла такими денечками.

Я даже не прошептал: «С ДОБРЫМ УТРОМ, НОРВЕГИЯ!», когда лег. Такой день этого не заслужил.

Суббота, 13 июля

Вчера я ни минуты не думал о Сёс. Я и своей невезухой был сыт по горло. Сёс вернулась домой ночью. Я тупо отметил это во сне. К завтраку она не вышла. Мне это было по фигу. Меня занимали собственные полеты и всякие глупости, какие можно сказать девчонке, если хочешь, чтобы она тебя возненавидела.

Огорченный, я выглядываю в окно и, видя, что идет дождь, решаю, что судьба решила передохнуть. Наверное, она вчера получила все, что ей причиталось. Кроме того, история с папашей навалилась на меня с новой силой. Может, стоить как-нибудь подловить его и прямо спросить, что он себе думает? Или есть другие возможности? Что сделал бы на моем месте средний, не очень далекий частный сыщик?

Солнце лишь угадывается светлым пятном за серыми облаками. Капли приникают к оконному стеклу, как булавочные головки.

— М-м-м, — мычит Сёс, появившись наконец из своей комнаты. Этот звук должен означать, что она желает мне доброго утра. Вместе с тем он буквально набит презрением, ненавистью и бешенством.

— Угу, — отвечаю я, чтобы быть с ней на одной волне.

— Сегодня вечером у меня будет девичник. Так что сиди в своей комнате и не высовывайся, — говорит она и уходит. Через десять минут она возвращается с двумя пакетами: в одном полно всяких вкусностей, в другом — бутылки пива. Вместо того чтобы сунуть в рот хрустящий хлебец, она берет пиво и шоколад.

— Полноценное питание? — я киваю на ее угощение.

— Мотай отсюда! — говорит она, и это означает: МОТАЙ ОТСЮДА! Видно, сегодня неудачный день для родственной идиллии. Если уж Сёс не хочет поделиться со мной своим «завтраком», то лучше держаться от нее подальше. И я уматываю из дома. Правда, сначала я пробую напустить на себя надутый и оскорбленный вид, но она игнорирует меня и успевает выкурить две сигареты до того, как я оказываюсь за дверью.

Идет дождь, и ничего приятного меня на улице не ждет.

С крыш льет, водостоки журчат, улицы грязные и одежда липнет к коже.

Тухленькая погодка.

Мерзко и кисло.

Никто никого не любит во время дождя.

Все летит к черту.

Я даже не хочу подниматься на элеватор. Старикашки-Солнца нет и в помине. Вряд ли оно ждет, чтобы я поднялся на элеватор и смотрел на тучи.

Мне приходит в голову сделать последний рывок в сторону Каролины. Хуже не будет. Испортить испорченное невозможно. К тому же льет дождь.

— Сейчас, сейчас, — говорю я себе, точно старик, которому больше не с кем поговорить.

Я поворачиваю к Трондхеймсвейен. Приближаюсь к дому Каролины и смотрю на ее окна. Как обычно, у нее горит голубая настольная лампа. Я держу на нее курс, словно на маяк.

Я, Адам Псих, Адам Мотай-отсюда, Адам Колумб, направляюсь к своей потерянной любви, будто сейчас она для меня единственное спасение. Хотя вернее было бы сказать — гибель.

Я поднимаюсь по лестнице, словно меня ждет что-то хорошее. Из квартиры доносится тихая музыка. Мои пальцы, не медля, тянутся к звонку. Я сильно и решительно жму на кнопку — так звонят только взрослые мужчины.

Каролина открывает. Ее голова вся в черных кудряшках. На лице появляется гримаса:

— А-а, это ты…

Это не вопрос. Скорее она констатирует, что у нее за дверью завелись блохи, вши или другие паразиты.

— Привет! — говорю я.

— Чего тебе, собственно, надо? — но и это тоже не вопрос. Это конкретное оскорбление, точка.

— Нам надо потолковать, — говорю я, угадывая в передней за ее спиной чью-то тень.

— Не о чем нам с тобой толковать, — презрительно отвечает она и собирается захлопнуть дверь. Я успеваю подставить ногу и помешать ей.

— Убирайся! — кричит она.

И тут меня прорывает. В открытых дверях я падаю на колени и говорю, протягивая к ней сложенные руки:

— Почему мы не можем опять быть вместе? Мое сердце тоскует по тебе.