Я записал в свой дневник краткий комментарий к этому сну. Из него следовало, что в течение двух недель, предшествовавших этому осознаваемому сновидению, я регулярно использовал самогипноз, задавая себе внушение: «Во сне я осознан и раскован» — это означало, что я буду одновременно сохранять осознаваемость и раскрепощенность. Я испытывал настойчивое желание внести в эксперимент немного раскрепощенности, потому что его серьезность начинала меня тяготить. Прежде всего, я продолжал чувствовать смятение, которое внесли в мою душу три ярких осознаваемых сновидения, посетившие меня 2 января. Мысли мои разбегались: я ощущал всю важность этого субъективного исследования, но по-прежнему не знал, куда оно меня приведет. Меня занимал вопрос, будут ли у меня еще сновидения такого же уровня насыщенности, как «Дар волхвов».
Примерно в это же время у меня возникла навязчивая фантазия по поводу моего эксперимента. Я стал думать, что осознаваемое сновидение поможет мне и другим серьезным исследователям развить необычные психические и интуитивные способности. С головой уйдя в свои фантазии, я думал: «Быть может, эти психические способности в конечном итоге намного превосходят все то, чего может достичь обычный любитель духовной литературы на данном уровне развития нашего общества. Быть может, они сумеют вывести нас на совершенно новые уровни сознания и ясности ума». Я рисовал себе общество, в котором все больше людей, овладев искусством осознаваемого сновидения, пожинают несказанные и невообразимые плоды такой эволюции, общество, которое в конце концов освободится от военных тайн и политических махинаций, потому что осознаваемость в состоянии сновидений сделает тайные доселе знания легко доступными каждому. Я стал воображать, что когда-то все большее количество людей сможет входить в состояние осознаваемости и без труда получать любые необходимые знания или сведения. В таком обществе, — думал я, — умышленные преступления в конце концов исчезнут, а политические интриги и всевозможные заговоры перейдут в разряд безнадежно устаревших методов — ведь все большее число осознаваемых сновидцев сможет читать мысли и сны потенциальных заговорщиков и обнаруживать эти вредоносные энергии либо направлять их в творческое русло.
Немного позже, оценивая собственные фантазии, я понял, что сами по себе они совершенно грандиозны. Я пришел к мысли, что их можно рассматривать либо как проявление чистейшей мании величия, либо как начало некоего квантового скачка в психологическом и социальном преобразовании. Если справедливо первое, мне придется поработать над собственной манией величия и уменьшить свое «я» до здравых размеров. Если же верно второе, остается множество вопросов и проблем, как этических, так и профессиональных, которые по ходу дела придется решать. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что эта фантазия была сочетанием мании величия и футуристического мышления, что стало естественным следствием властного вторжения в мою жизнь новых сновидений.
Постепенно я даже научился ценить свою манию величия и другие темные стороны собственной души. В какой-то момент я понял, что
Длинный сон «Осознаваемо и раскованно» по сути стал благоприятным ответом на практику самогипноза, которой было суждено повлиять на содержание моих осознаваемых сновидений. В нем мое желание быть осознаваемым
В какой-то момент передо мной возникла модель, объединившая эту аксиому с моим собственным опытом осознаваемого сновидения. Она представляет собой круг, поделенный на четыре части в соответствии с четырьмя направлениями компаса. Эти четыре части таковы: (1) рассвет, (2) полдень, (3) сумерки, (4) полночь. (См. приведенную ниже схему.)