- Ну это ты, папа, перегнул! - Саламандра схватила отца за рубашку и притянула к себе, - Ты хирург, ты по глазам читаешь! Ну-ка посмотри, прав ты или нет!
Отец сурово взглянул в ее глаза, прижался лбом к ее лбу.
- Ладно, Соня, я к счастью, не прав. Прости меня. Мы с матерью волнуемся, места себе не находим. Сколько так можно? Остепенись. Кончай бродяжничать.
- Я не бродяжничаю, я путешествую.
- Опять ты за свое. Ладно, поговорим позднее.
Отец собирался на работу, повязал галстук, вытащил из холодильника пакет с едой на дежурство.
- Папа, со мной приехал друг, он иностранец. Можно он пока поживет у нас?
- Поговори с мамой, она к обеду придет. Ну, пока!
- Папа, ты прелесть! - Саламандра чмокнула его в щеку, - прости уж меня, неразумную.
Она быстро отвернулась, чтобы отец не заметил ее слез.
Ван жил в Петербурге уже неделю. Город покорил его сердце. Такого невозможного сочетания красоты и суровости жизненных условий он еще не встречал. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в Фэн Шуй, сказал бы, что строить в этом месте город было нельзя. Ветер и вода несли в себе губительную энергию холода и разрушения. Наводнения, штормовые ветра, болотная лихорадка делали все, чтобы погубить людей, заставить их уйти из этого места.
Но город жил. Каких усилий, какого напряжения воли, сколько жизней это стоило его строителям, Ван не мог себе даже представить. И люди сумели подчинить пространство, реку, болота, увязать это в единую композицию, наполнить красотой и гармонией. Помочь им в этом мог только камень.
Каменные стены домов разрезали пространство города ровными прямоугольниками улиц и проспектов, каменные набережные охватили воду, заключили ее в постоянные русла, а внутри каждого квартала пространство было скручено и замкнуто в изолированные каменные колодцы дворов.
Жизнь вне домов, замкнутых помещений в этом городе изначально была невозможна. В городе не было ни одного места, где человек смог бы смело лечь на землю и отдохнуть, сливаясь с природой. Но из болотистой почвы поднялись громады дворцов, и в их бесконечных залах и переходах родился особый, неповторимый даже в России, стиль жизни.
Этот город изначально жил не благодаря, а вопреки. Его жизнь всегда была криком, песней, стоном. Казалось, что за город бились друг с другом смерть и красота. Ван ясно видел это в планировке улиц и площадей, приверженности горожан классической и строгой манере одеваться, особому складу характера этих людей.
Казалось, что жители Северной столицы живут под вечным прицелом: не то врага, не то холодного убийственного ветра. Ван подозревал, что у этих людей есть свой секрет противостояния силам смерти и зла.
Ван целый день гулял по городу, страшно устал, и теперь отдыхал в доме Саламандры. Веселье было в самом разгаре. Помещение было очень большим и теплым, но громоздкая старинная мебель сужала свободное пространство, заставляя гостей теснее жаться друг к другу. Несколько молодых людей в костюмах и галстуках раздавали фужеры, открывали вино.
Девушка в черном в обтяжку свитере играла на гитаре и пела. Молодой человек в круглых очках и с анархической бородкой, поддерживал ее на губной гармошке. Девушки в длинных платьях шушукались в уголке.
Гном сидел на деревянном табурете и жаловался Саламандре:
- Понимаешь, сначала я начал каждый день чистить зубы и мыться. Потом я стал дома убираться! - он отхлебнул из стакана горячий чай и шепотом продолжил:
- Наверно я схожу с ума. Понимаешь, иногда я просыпаюсь ночью, и мне хочется идти чистить нужники! Они мне снятся, они постоянно стоят передо мной - деревянные, каменные. Я вижу их даже закрыв глаза - грязные немытые отверстия - один, два - тысячи и тысячи нужников.
Саламандра не удержалась, прыснула со смеху и облилась горячим чаем. Она хохотала до слез. Гном вытащил из кармана платок, стряхнул с нее капли:
- Умоляю, никому не рассказывай. Кроме того, мне часто хочется маршировать, я что, болен?
Ван похлопал Гнома по плечу и протянул ему рюмку с Крымским портвейном. Гном отрицательно закачал было головой, но Ван улыбнулся и попросил:
- Ничего, сегодня можно, в честь праздника. Я разрешаю.
Гном поставил на стол стакан с чаем и принял от Вана вино.
- Господа! Сегодня, в этот замечательный день, я предлагаю поднять первый тост за страну, в которой мы родились, за великую и славную Россию!
Народ, хорошо знающий Гнома, слегка офигел.
- Гена похоже пьян? - удивилась подруга Саламандры.
- Господа! - продолжил Гном, - Я так же предлагаю Вам выпить за наши славные воинские традиции, за непобедимость русского оружия!
- В Афгане уже прославились - дальше некуда! - раздалось из-за стола.
- Не в силе Бог, а в правде! - продолжил Гном. - Господа, сегодня я заявляю Вам, что прекращаю уклоняться от призыва и собираюсь на службу Родине! И коли подниму оружие за дело неправое, то за девять грамм не обижусь. А коли выпадет защищать вас всех, и в особенности наших прекрасных дам - жалеть врага не буду!
Гном выпил стоя, и расхрабрившись, поцеловал Саламандру.
Ван, отвернувшись лицом к стене, спросил:
- Оранжево-Красный, хочешь слегка повоевать?