Солнце далеко

Павле послал хозяина узнать, что делают немцы, наказав ему возвращаться поскорей. Не успел хозяин уйти, как в деревню, громыхая цепями и фырча моторами, въехало еще несколько грузовиков. Боясь попасть в окружение, Вук предложил уйти из села. Для партизана нет ничего страшней, чем вести бой в закрытом месте, пусть даже в крепости из бетона. Поэтому Вук хотел принять бой в открытом поле. Павле не соглашался с ним. Большинство партизан было на стороне Вука. Они чувствовали себя уверенней в поле, даже зная, что кругом голая равнина. Павле решительно прекратил споры. В этот момент он был хладнокровней и собранней, чем обычно, как, впрочем, и всегда, когда он действовал на собственный страх и риск. Он даже смеялся, подшучивая над теми, кто особенно настойчиво предлагал выйти из домов.

— Вот они! Идут! — крикнул разводящий, все время смотревший в окно.

Партизаны вскочили с мест, держа оружие наготове.

— Спокойно! Ждать! Без команды никому не выходить! — приказал Павле, подходя к окну и глядя в переулок.

Несколько немцев неторопливо шли прямо к их двору. Судя по их спокойному виду, они не подозревали, что в доме партизаны. Павле боялся только одного — что часовые не выдержат и откроют огонь. Немцы зашли во двор, как хозяева, оставив ворота открытыми.

С ними был маленький человечек в штатском. Он, как собака, вертелся вокруг солдат и тихо что-то говорил по-немецки. На нем была кожаная кепка, пальто и желтые сапоги. Павле понял, что это переводчик.

Мысль о том, что случай может сорвать их план, что из-за какой-то мелочи погибнет вся рота, приводила его в ярость.

— Только бы часовой не начал стрелять. Если они войдут в дом, тогда… — прошептал Павле, обращаясь за советом к Вуку.

Вук молча кусал нижнюю губу.

Застигнутые врасплох, партизаны переглядывались в испуге.

Жена и сын хозяина схватились за руки и с ужасом глядели на партизан. Они забились в угол, ожидая, что сейчас начнется стрельба.

— Быстрей выходите во двор. Узнайте, что им надо, — строго приказал Павле, выталкивая за дверь онемевшую от страха женщину и мальчика.

Немцы приближались.

— Снять? — спросил Вук.

— Да нет, они ищут не нас. Видно, пришли по делу к хозяевам, — ответил Павле.

— А где хозяин? Сбежал, наверно! — с досадой прошептал кто-то из партизан.

— Тише! Тс! — прошептал Павле, глядя, не отрываясь, на немцев из-за цветочных горшков на окне.

— Где хозяин? — строго спросил переводчик.

Женщина и мальчик в испуге переглянулись и молчали, не зная, что сказать.

— Вы что, немые? Где хозяин, я спрашиваю! — опять закричал человечек с иссохшим, птичьим лицом.

— Здесь. Здесь я, господа! Я только ходил в общинное управление… Не знал, что вы ко мне идете… — закричал хозяин, запыхавшись вбегая во двор. — Вам что угодно? Я здесь!

— Свиней! Но только жирных! — ответил переводчик.

— Жирных? Есть, пожалуйста, есть. Идемте со мной, посмотрите. Жена, налей-ка горькой да вынеси гостям. Вам что угодно? Вино или горькую? Старая препеченица [47], добрая!

— Горко! Шнапс — горко, горко! — дружно загалдели немцы.

— Ну-ка, Душанка, неси поскорей. А мы пойдем за свиньями, — торопливо говорил крестьянин. Немцы направились вместе с ним к свинарнику.

— Ох, господи боже мой, пропало наше мясо, — запричитала женщина, входя в дом за графином и стаканами.

— О мясе плачешь, а пять минут назад дом готова была отдать, только чтобы мы не стреляли! — бросил ей Сима. — Твое счастье, что они просят только свиней!

— У кого что болит, тот про то и говорит. Какое уж тут счастье, когда последнее забирают, оправдывалась хозяйка, выходя.

Несмотря на всю напряженность положения, партизаны рассмеялись — все, кроме Джурдже. После расстрела Гвоздена он все время молчал.

— Слышали? Только крестьяне так могут! — сказал с удивлением Сима.

— Да ну тебя, не ломайся ты тут, рассердился Вук.

Немцы вышли из свинарника. Крестьянин старался выпроводить их к воротам. Подошла жена с водкой. Хозяин начал угощать гостей, обещая сейчас же пригнать свиней к грузовику.

— Жена, иди-ка налей еще бутылочку на дорогу. И яблок принеси, выбери получше, там, на окне, добавил хозяин уже более веселым и естественным тоном.

Потом к хозяевам завернул сосед. Партизаны вынуждены были взять его «в плен» и держать до своего ухода.

Весь день по шоссе мчались немецкие грузовики, гремя цепями о кузов. Партизаны дожидались темноты. Уже в сумерках Павле и Вук вышли в другую комнату, чтобы договориться наедине о дальнейшем маршруте.

Но в эту минуту возникли новые затруднения, на этот раз внутри самого отряда.

Партизан Аца еще накануне вечером, перед самым отправлением к Мораве, стал жаловаться на боли в животе.