Солнце далеко

Мальчик не боялся ни темноты, ни ведьм, которые в ночное время вскакивают верхом на людей, ни чертей, что на пнях возле Моравы дуют в волынки, держа в руках свадебные фляги с вином.

Когда он окончил начальную школу, отец по настоянию учителя отвез его в гимназию. В памяти о первых днях гимназии осталась радость от ученической фуражки с желтой цифрой и чувство тяжкого стыда перед господскими детьми из-за дважды подшитых опанок и старых суконных штанов, которые он не снимал круглый год. И еще — субботы, сотни суббот, когда отец привозил в котомке припасы его хозяйке и каждый раз, прощаясь с ним, говорил: «Смотри учись хорошо! Весь дом из-за тебя постится. Сырный рассол весь хребет мне разъел, а от котомки у меня уже горб на спине, как у цыганского осла».

Да, земля перестала оканчиваться у Крушевца. Она походила скорей на корыто, как Моравская котловина, стиснутая горами.

Он знал теперь не только все пять частей света и столицы всех государств. Он знал уже в шестом классе, что мир делится на тех, кто работает, и тех, на кого работают. И был он уже не застенчивым гимназистом, а озлобленным, взъерошенным юношей, который громко говорил опасные слова. Он влился в кипящий поток молодежи своей родины, что бурлил на улицах Белграда и, разливаясь по всей стране, орошал кровью и новой верой измученную жаждой сухую крестьянскую землю.

И мысль его задержалась на воспоминании об этих студенческих днях, как усталая птица, которая отдыхает на высоком дереве.

Потом пришла та весна, когда он в растерзанной серой колонне солдат проходил мимо цветущих вишен, засыпанных снегом [46], спасаясь от оливковых танков со свастикой. И когда в июне серые печальные лица людей осветились улыбками, и песни Красной Армии заглушили рыданья и ропот, и вместе с кровью восставших в горы хлынула новая вера, он был среди многих других. Революция представлялась ему вздыбленным лесом рук и винтовок, заполнившим городские улицы людским потоком, штурмующим баррикады. Он слышал лозунги: «Да здравствует социалистическая революция!», «Долой буржуазию!», он видел портреты Ленина над толпой. Ему грезились красные знамена, штурм заводов, почт, банков и министерств, рабоче-крестьянская Красная Армия, охраняющая диктатуру пролетариата. Такой он представлял себе революцию! Правда, пока все это сбудется, могут пройти долгие годы. Но сама революция мгновенна, в ней побеждают или гибнут! У него хватит сил, чтобы погибнуть за будущее!

А когда революция пришла, для него она оказалась продолжительной борьбой заброшенного отряда в сто человек, с горстью патронов, с разногласиями в штабе, с поражениями, отступлениями, с необходимостью принимать сложные решения и нести тяжелую ответственность…

И все же Павле в какой-то мере был рад этой ответственности. Революция казалась ему тем величественней и значительней, чем трудней была борьба за ее победу и чем дороже она обходилась. И было только одно, о чем он не думал, что революция потребует этого именно от него…

Отряд покинул Ястребац под звук выстрела. Это Вук привел в исполнение приговор над заместителем командира.

Обе роты шагали целую ночь, каждая в своем направлении. Никто не заговаривал о том, что произошло.

Павле в ту ночь не шел только замыкающим, он не отставал и не останавливался, как обычно. Он то уходил вперед, то возвращался, отдавая приказания, вызывая и опрашивая проводников. Словом, делал все, чтобы скрыть свою тревогу. Он и вида не подавал, что в глубине души его беспокоит то же, что и всех. Он знал это, хотя они и молчали. Он мучительно думал все об одном, и мысли комиссара были ответом себе и другим.

…Вы думали, что нам предстоит бороться только с врагом? Нет, случай с Гвозденом показал, что нам мешают не только враги. Почему так происходит?! Наша борьба — не просто война, это революция. У нее своя мораль: бороться до конца, не щадя сил. Что еще может погубить революцию, как не недостаток решимости вести борьбу до конца? Жертвы?! Но разве не боязнь жертв отдалила революцию во многих странах?

Как могут произойти изменения в обществе и в истории, если бояться жертв, которых требует борьба? Именно из-за боязни жертв люди так долго терпят несправедливость…

Сейчас надо отбросить гамлетовские настроения. Почему? Я сам расстрелял своего товарища, я! Какой там военный суд!

Почему нищета существует так долго? Неужели потому, что мы боимся того, что нас ждет после смерти? Конечно, нет. Только из-за того, что мы боимся жертв и колеблемся.

Но сколько ни старался Павле обобщить случай с Гвозденом, он неизбежно возвращался только к самому Гвоздену. Поведение Гвоздена после вынесения приговора Павле считал проявлением храбрости человека обреченного. Ему даже казалось, что Гвозден, хотя и верил в свою правоту, все же чувствовал вину перед отрядом. Он вел себя так, вероятно, чтобы показать, что если он заблуждается, то заблуждается искренне. Если бы он не чувствовал себя виновным, он бы держался по-другому: он бы кричал, призывал распустить отряд, старался бы дорого продать свою жизнь.