— Не нужно мне цитировать учебник по психологии! Ты не лучше меня знаешь про ответственность. Ты не можешь этого знать!
Вика смотрела на разноцветные осколки, которые лежали возле стены в густой коричневой луже. Лера всегда наливала себе кофе заранее, предпочитая пить его теплым, а не горячим. Теперь он остывал на полу. Голубые и розовые горошины на осколках чашки выглядели глупо.
— Это не повод для того, чтобы бить посуду, — хмуро заметила Вика.
— Не повод?! Ты так считаешь, да? А я вот считаю по-другому!
Вика не успела и глазом моргнуть, как об стену ударилась вторая, на этот раз пустая, чашка, с такими же голубыми и розовыми горошинами.
— Ты становишься социально опасной. — Вика проводила глазами чашку и перевела взгляд на Леру, но та уже совсем выбилась из сил. Моргнула, еще раз моргнула, заморгала часто-часто и разрыдалась, уткнувшись в Викины колени. Вика молча гладила ее по волосам, только изредка тихонько приговаривая:
— Ну, не надо так. Все будет хорошо. Вот увидишь. Он же любит тебя, глупая…
Лера потихоньку успокаивалась. А Вика все гладила и гладила ее мягкие волосы, пропускала их между ладонями, закручивала между пальцами — и не могла, никак не могла избавиться от преследующей ее мысли. Мысли о том, что Лера в принципе не ошибается. Что Лера права, что она совершенно точно чувствует то, что и словами не выразишь. Слова — это настоящая нелепость. Что значит случайный взгляд, который Вика поймала на себе несколько дней назад? Что означает прикосновение руки, которое длилось чуть дольше, чем длится простое прикосновение? Совсем чуть-чуть, и все-таки дольше. На секунду, может быть, на две — но может быть, Вике все это показалось? И если бы не было того глупого поцелуя в больнице, то не было бы и взглядов, и прикосновений? Ведь он, черт возьми, встречается с Лерой и любит Леру — к чему тогда эти взгляды и эти прикосновения, которые ничего, кроме страха, в Викиной душе не рождают? Глупо, нелепо — и бессмысленно.
Через три дня Лера прошла ультразвуковое исследование. Подозрения подтвердились. На листке бумаги, слегка подрагивающем в ее руках, неровным крупным почерком было написано: «Прогрессирующая беременность 6,5–7 недель. Размер плодного яйца — 18 мм».
— Восемнадцать миллиметров, — Лера опустила листок вниз, — ты можешь себе представить, Вика, — восемнадцать миллиметров! А ведь это человек!
— Это еще не человек, — почему-то хмуро ответила Вика, — это плодное яйцо.
Встретившись глазами с Лериным взглядом, она улыбнулась.
— Ну, так что ты решила?
— Я же тебе уже сто раз говорила — буду рожать! Теперь нужно подумать о том, каким образом я преподнесу эту новость маме. И папе. Хотя в принципе папа — это уже мамина забота, — беспечно закончила Лера.
— Ну а… — начала было Вика, но Лера ее оборвала, сразу догадавшись, о чем та собирается ее спросить:
— Давай пока не будем. Я еще не готова… Мне надо подумать, прежде чем сказать ему об этом.
— Но ты все-таки скажешь? — с тревогой всматриваясь в ее глаза, настаивала Вика.
— Не знаю. Наверное, все-таки не скажу.
— Тогда я ему скажу! — выпалила Вика и сразу заметила, как побледнела Лера. — Только не нужно падать в обморок. — Она сжала в своей руке холодные Лерины пальцы и умоляюще заглянула ей в глаза: — Прошу тебя, Лера… Это ведь не игра. Это слишком серьезно. Он должен знать, неужели ты не понимаешь! Это ваш общий ребенок, а значит, и решение должно быть общим!
— Я боюсь, — прошептала Лера, — боюсь, что он будет против, что он будет настаивать…
— Да с чего ты взяла? С чего, Лерка?
Вика не понимала, откуда у Леры взялась эта непоколебимая уверенность в том, что Кирилл не захочет ребенка.
— Не знаю, — Лера энергично замотала головой из стороны в сторону, — просто мне так кажется. Вика, я тебя умоляю, не говори ему.
— Неужели ты не понимаешь, — отрывисто, чуть ли не по буквам, произнесла Вика, — если он будет против сейчас, он будет против и потом. Какая разница?
— Потом уже ничего нельзя будет сделать! — упрямо возразила Лера. — Потом ему придется с этим смириться, а когда появится ребенок — его ребенок, наш общий ребенок, — тогда все будет по-другому! Он увидит, он полюбит его!
— Почему ты не хочешь дать ему возможность полюбить этого ребенка раньше?
Вика еще очень долго уговаривала Леру рассказать о своей беременности Кириллу, но все ее усилия оказались тщетными.
— У меня родится девочка, — мечтательно произнесла Вика, когда они уже вернулись из диагностического центра и сидели на кухне у Вики. Вика ставила на стол чашки, а Лера сидела возле окна и задумчиво смотрела вдаль, туда, где таял, утрачивая свою сверкающую белизну, снег, превращаясь в мутную серую воду. — Я очень хочу девочку. Так хочу, что иногда мне кажется — я просто не смогу полюбить мальчика.
— Глупости, — улыбнулась Вика, — какая разница?
— Ну что я с ним буду делать — с мальчиком, — удивленно подняв брови, возразила Лера, — скажи, пожалуйста? Девочке можно завязывать бантики, покупать платья, с оборками, с кружевами… Девочка — это девочка.