Солнце ближе

Лера ее не слушала — она сидела и смотрела в одну точку, полностью поглощенная только своими мыслями. Вика следила за выражением ее лица и видела, как недоумение сменяется настоящим страхом, потом лицо озаряется надеждой и снова застывает неподвижной, ничего не выражающей гипсовой маской.

— А если он не захочет… — Она подняла глаза, и Вика увидела в них такое отчаяние, что ей стало страшно. Она вскочила с табуретки и прижала Леру к себе.

— Да что с тобой, малыш?! Успокойся! Ты ведь еще сама не знаешь, может, и нет ничего…

— Есть, — Лера отстранилась и посмотрела в сторону, — я чувствую, что есть. Я знаю… Мне кажется, я уже давно об этом знала, просто боялась думать, боялась себе в этом признаться.

— Ну а Кирилл? Послушай, — Вика так растерялась, что не могла найти нужных слов, — тебе нужно ему обо всем рассказать… Может быть…

— Что — может быть? Ты думаешь, он захочет?

Вика опустила глаза.

— А ты, Лера? Ты — хочешь?

Ей было немного страшно произносить эти слова. Страшно, потому что теперь, когда они так внезапно обнаружили появление нового существа, жившего внутри Леры, Вика внезапно ощутила какую-то странную отстраненность. Лера была здесь, она была прежней — и в то же время Лера изменилась, стала другой. Несколько минут назад Вика могла бы говорить с Лерой обо всем на свете — совершенно спокойно и естественно, даже о той же беременности, если бы Лера сама… Если бы сама Лера, вот эта Лера, сидящая здесь, перед ней, не была беременной. Все перевернулось в один момент. Внутри ее был маленький живой человек — и Вика испугалась обидеть ее одной мыслью о том, что эту жизнь можно погубить.

Лера молчала.

— Лерка, — грустно позвала Вика и заботливо откинула прядь с ее лица, — ну что с тобой?

— Ты же знаешь, как сильно я его люблю. Правда ведь знаешь?

— Знаю. — Вика пододвинула табуретку, уселась рядом, прижала к себе Лерину голову и принялась нежно перебирать ее волосы.

— Я люблю его больше… больше всего на свете. Больше жизни! — Лера всхлипнула.

— Ну, успокойся. Не надо так. Ты хочешь родить этого ребенка, да?

— Иногда мне кажется, — Лера, полностью поглощенная своими мыслями, даже не услышала, о чем ее спросила Вика, — иногда мне кажется, что я люблю его настолько сильно, что готова умереть, просто умереть. И еще… Помнишь, я тебе об этом уже говорила. Помнишь? — Лера подняла заплаканные глаза.

— Да о чем? Ты сначала скажи…

— О том, что он относится ко мне не так, как я к нему.

— Это тебе просто кажется. — Голос у Вики немного дрогнул, но Лера этого не заметила. — Он тоже тебя любит.

— Любит, — согласилась Лера, — но не так сильно, как я его. Я его так люблю, что мне иногда становится страшно.

— Чего же здесь бояться?

— Ты не понимаешь, — Лера отстранилась, поправила волосы, — я не смогу жить без него.

— Да кто тебе сказал, что ты должна жить без него?

— Я боюсь, что он меня разлюбит. Знаешь, Вика, я рожу этого ребенка!

Она подняла глаза, мокрые от слез, и Вика отшатнулась.

«Сумасшедшая», — мелькнуло в голове. Лера и впрямь напоминала купринскую Олесю, лесную ведьму, и в глазах светилось настоящее безумие.

— Лера, прошу тебя, успокойся. Умоляю! — Вика попыталась снова прижать ее к себе, но Лера отстранилась, достала из пачки тонкую длинную сигарету и затянулась — нервно и глубоко.

— Я ему ничего не скажу. До тех пор, пока… Пока не будет поздно.

— Почему? — Вика не могла понять, почему подруга упрямилась.

— Потому что он не захочет. Я знаю, что не захочет. А я все равно!

«Может, и нет никакого ребенка, — подумала Вика, — хоть бы не было!»

— Лера, — она снова принялась уговаривать ее не делать глупостей, — ребенок — это не игрушка. Ты родишь его навсегда, понимаешь? Потом ты уже не сможешь от него отказаться, тебе придется о нем заботиться, и все остальное…

Вика чувствовала, что говорит как-то невыразительно, коряво, что не может подобрать нужных слов для того, чтобы выразить свои мысли — впрочем, и мысли у нее были путаными.

— И потом — твои родители. Думаешь, твой папа будет рад, когда узнает, что скоро станет дедом? Сомневаюсь. — Вика, не став дожидаться Лериной реакции, сама ответила на свой вопрос: — Ну, Лариса, предположим, женщина прогрессивная, она поймет… И все равно.

— Вика, мне девятнадцать лет. Между прочим, моя мама родила меня в двадцать. Почему я не имею права? Нет, это все ерунда. Мама прекрасно относится к Кириллу, она его обожает и находит обворожительным. Папочка, кстати, против него тоже ничего не имеет. Так что дело не в этом. Дело в нем, Вика! Понимаешь, в нем!

— Ты думаешь, он будет против?

Лера только кивнула, досадливо затушив в пепельнице окурок.

— Но его можно понять, — задумчиво произнесла Вика, — мужчины всегда боятся ответственности. А ведь ребенок — это большая ответственность…

— Заткнись!

Вика едва успела пригнуться. Мимо пролетела чашка, с грохотом ударилась об стену и разбилась на мелкие кусочки. Вика и сама почувствовала всю степень казенности своей последней фразы, а Лера, в свою очередь, даже не подумала извиниться.