— Если бы мне пришлось предположить, я бы сказал, что они завладели этими дверьми отчасти для того, чтобы не дать тебе воспользоваться ими. Может, Уйе прав, и они на самом деле не намереваются разрушать мир. Может, эта часть не подчиняется их контролю… может, они всё херят и разрушают нечаянно. В любом случае, они считают, что те телекинетики могут провести их через порталы и высвободить из цикла. Они не думают, что ты можешь сделать это для них.
Продолжая размышлять, он добавил:
— А значит, возможно, тебе придётся найти способ первой открыть эти двери, Элли.
В тишине, воцарившейся после его слов, Ревик смял
Я стиснула зубы, обдумывая его слова.
Я не позволяла себе слишком задумываться о том, чего он
А именно о том, что в процессе открытия этих дверей я наверняка положу конец всей Земле. Я, скорее всего, убью всех, кто остался позади.
Я посмотрела на Ревика, поджав губы.
— Если ты прав, мы не можем допустить, чтобы Дренги прошли через те двери, — сказала я. — Мы не можем послать их в тысячу других миров… что бы ни случилось с нами. Даже если не брать в расчёт спасение Списочников и нас самих, мы не можем этого допустить. Просто не можем.
Ревик медленно кивнул, стискивая зубы.
Глянув на Уйе и Кали, я по их глазам видела, что они согласны.
Затем Ревик мягко прищёлкнул, качая головой, и в его голосе зазвучало предупреждение.
— Они попытаются открыть эти двери раньше тебя, Элли. Вот почему сейчас всё ускоряется… сеть обрушена, я для них потерян, и их время на исходе. Вот почему они перегоняют всех тех людей. Вот почему они истребляют Списочников.
Он помедлил, глянув на Уйе и Кали.
— Если видение Кали верно, миру придёт конец, когда они сделают это. Но Дренги могут этого не знать. Конечно, возможно, им просто всё равно, но они могут правда не знать.
Ревик посмотрел на меня, и его лицо оставалось серьёзным.
— Мы забрали у них Фиграна. У них больше нет ручного провидца. Мы не знаем, что Фигран уже рассказал им по этому поводу… но едва ли он сообщил много. Фигран сказал мне, что Менлим усиленно пытался получить от него видения, пока держал его у себя. Он спрашивал каждый день. Он пытался погрузить его в транс. Он пичкал его наркотиками, подключал к вайрам, пытал, давал секс-компаньонов. По словам Териана, образы по какой-то причине приходили к нему… во всяком случае, касающиеся того, что хотел знать Менлим.
Продолжая размышлять, Ревик нахмурился.
Он сделал уклончивый жест, словно отметая неприятную мысль или что-то, что почувствовал во мне. Он глянул на меня с мрачным выражением, всё ещё держа в руке бокал бурбона.
— В любом случае, у нас мало времени, жена, — сказал он. — Теперь они будут действовать быстро. Очевидно, что предназначение этих Миферов… воплотить в жизнь финальную часть их плана.
После его слов воцарилось молчание.
На сей раз тишину долго никто не нарушал.
Глава 18. Ещё одна ложь объяснилась
Я снова с ним, и теперь мы одни.
Мы одни в его комнате, в темноте, и я испытываю боль.
Боль вплетается в мой свет, заставляет мою спину выгибаться, и всё моё тело сжимается, пока я силюсь отстраниться любым возможным способом.
Он близок ко мне.
Он слишком близок, бл*дь… и он слишком, слишком далёк, бл*дь.
Думая об этом, я чувствую на себе его руки.
Он прикасается ко мне, поначалу настороженно, затем более грубо, его пальцы обхватывают мои запястья, после чего он своим телом заставляет мои ноги раздвинуться. Моя боль усиливается, моя спина выгибается. Я чувствую, как он смотрит на меня, после чего его боль сразу врывается в меня подобно горячей жидкости.
Она вплетается и вливается глубже в меня, когда я позволяю, и ослепляет меня.
Однако он не двигается.
Он не трахает меня, он даже меня не целует.
Он лежит там, открываясь мне, открываясь боли, позволяя ей быть там.
Его боль хуже моей… а может, она просто усиливает мою боль и боль нас обоих. Наши света зеркально вторят друг другу, отражают, резонируют, умножают. Это превращает невыносимое в пытку, делает всё более острым, более настойчивым, как будто более умышленно жестоким.
Мой свет делается животным, когда он так и не делает ничего с этим.
Это отсутствие, это ожидание… оно превращается в злость, в агрессию, в нежелание идти на компромисс и даже выслушивать его отговорки.
Я так устала от его аргументов. Я так устала от аргументов нас обоих.
Он крепче стискивает меня руками.
Затем он опускается ниже по мне, заставляя шире раздвинуть ноги.
Я чувствую его пальцы…
Затем я чувствую его язык.
Он целует меня там как будто бесконечно долго.
Я чувствую жёсткую боль внизу живота, словно бриллиант света, которым он является, настаивает, притягивает, трахает какой-то частью его разума и света. Он словно проник в меня, в какую-то часть, которую я знаю, но не могу объяснить физически, не могу даже осмыслить на том уровне.