Солнце

— Почему? Хочешь спросить, почему я был так несчастен? — он пожал плечами.

Я чувствовала, что он снова смотрит на меня, но не видела его лица.

— Я думаю, Вэш поместил меня туда как в какое-то убежище для медитации, — сказал он, и его немецкий акцент сделался более выраженным. — Знаю, ты мало занималась медитацией, но это вовсе не сводится к улыбающимся буддам и золотистому свету, жена. Я всё ещё справлялся со всеми теми вещами, которые я сделал, будучи Шулером. Сложно было так долго находиться в одиночестве. Сложно было не иметь отвлечений. Чёрт, да в некоторые из тех лет сложно было оставаться трезвым вне монашеских пещер. Я и не осознавал, как сильно опирался на них… на их свет. Понял только тогда, когда ушёл.

Подумав над его словами, я медленно кивнула, снова мысленно видя те заснеженные леса. Я чувствовала то, что он говорил.

Это казалось правдивым.

Я ощущала его одиночество, ужас от мысли о том, чтобы быть одному.

Я чувствовал, как он хочет убить это чувство любым возможным способом — сексом, алкоголем, наркотиками, которые он употреблял, будучи Шулером, и показал мне сейчас.

— Ты всё ещё был зависим? — спросила я, поворачиваясь к нему. — Это была ломка?

Ревик медленно покачал головой. Затем показал одной рукой жест «более-менее». Я скорее почувствовала это своим светом, нежели увидела глазами.

— Формально нет, — сказал он, — …в смысле, физически нет. Они провели мне детоксикацию, когда я впервые приехал в Сиртаун. Я пережил ломку, холодный пот, галлюцинации, полный комплект. Я был абсолютно чист к тому времени, когда они послали меня жить с монахами в Памире. Но в России я впервые остался один с тех пор, как ушёл из Шулеров. Мой мозг всё ещё был зависим, если ты понимаешь, о чём я.

Я знала много зависимых в Сан-Франциско. Я прекрасно понимала, что он имел в виду.

Я услышала, как Ревик снова выдохнул, и глянула в его сторону в темноте.

— Для тебя это странно, да? — спросил он. — Что я употреблял наркотики?

Нахмурившись, я подумала и об этом тоже.

Через несколько долгих секунд я покачала головой.

— Не знаю, успокоит ли это тебя, — сказала я. — …Но нет. Это не то чтобы странно. Странно лишь то, что я никогда не знала этого о тебе. Ты никогда не рассказывал мне ничего о том, что ты делал и каким ты был, пока работал на Шулеров. Так что это странно лишь как новая информация. Но не могу сказать, что это расходится с моим представлением о тебе.

Ревик хмыкнул, проводя ладонью по лицу.

— Из-за других моих выдающихся качеств?

Я невольно издала тихий смешок, покачав головой.

— Нет, — я повернулась к нему лицом. — У тебя в некотором роде характер зависимого человека, муж. Я никогда прежде не замечала этого из-за того, что в других моментах ты совершенно не похож на других зависимых, которых я знала. Я даже не могу описать это словами, правда… но скажем так, фаза зависимости от наркотиков не противоречит остальным частям тебя, которые я видела. Это даже не противоречит тому, каким ты бываешь со мной.

Я почувствовала, как он обдумывает мои слова.

Мы оба некоторое время просто лежали и смотрели в темноту, затем Ревик выдохнул, словно отпуская то, о чём он думал.

— Ну, потом это закончилось, — ворчливо сказал он. — После России это не было проблемой. Может, после Пирамиды мне просто надо было снова научиться быть одному. А может, мне просто нужно было время принять то, кем я был под началом Шулеров, и какой след это оставило на мне.

— След?

Я почувствовала, как он повернул голову, посмотрев на меня.

Я гадала, может ли он меня видеть.

— Это до сих пор живёт во мне, Элли. Абсолютно всё. И всегда будет жить, — он погладил меня по шее пальцами. — Сначала я пытался изгнать это всё из себя, потом переживал депрессию, когда осознал, что это никогда не уйдёт полностью… а потом в некотором роде подружился с этим.

Ревик выдохнул, и на мгновение я почувствовала злость в его свете.

Его голос сделался хриплым.

— Даледжем помог мне с этим.

Почувствовав, как сжимаются мои челюсти, я кивнула. Я ещё не отошла от того, что он показал мне про себя и Даледжема. Честно говоря, я не хотела об этом думать.

Вытолкнув образы из своего сознания, я покачала головой, посмотрев обратно в потолок.

— После этого ты отправился в Лондон? — спросила я нейтральным тоном. — Ведь это я увижу следующим, верно? Лондон?

Ревик поколебался, затем скользнул рукой в мою ладонь. Поднеся её к губам, он поцеловал мою ладонь.

— Да.

— Ты всё ещё ненавидел меня там?

Боль выплеснулась из него. Он подавил это чувство, но я ощутила, как он силится удержать всё за щитом. Я чувствовала в нём сожаление и вину.

— Отчасти, — тихо ответил Ревик. — Но не большую часть того времени. Тогда мои чувства уже начали меняться. В Лондоне я сознательно начал видеть вещи иначе. Честно говоря, я начал иначе смотреть на вещи и раньше… пока ещё был в России. Но толком не признавал этого, пока не переехал в Лондон.

— Почему? — я повернула голову. — Что изменилось?

Последовало очередное молчание. Затем Ревик выдохнул, снова источая сожаление.

— Ты знаешь, что изменилось, — сказал он.