Солнце

Такое чувство, будто ей в череп вонзили осколок стекла, начиная с затылка и до самого места прямо за глазами. Она опустила веки, ахнув от боли, но стало только хуже. У неё закружилась голова, рот переполнился слюной. Змеи извивались в её сознании.

Боль усилилась, ослепляя её, заставляя рыдать и всхлипывать.

Она хотела умереть.

Gaos di’lalente u’hatre davos… она так сильно хотела умереть.

Она хотела, чтобы это закончилось. Она просто хотела, чтобы это закончилось прямо сейчас.

В своём сознании она видела, как Элисон Мост стоит над ней, держа пистолет, и щёлкает курком, чтобы снять с предохранителя. Её лицо выражало отвращение, омерзение, холодное безразличие. Это не было лицо друга, убивавшего своего друга, или даже врага, убивавшего врага.

Это было лицо человека, избавлявшегося от бешеной собаки.

С самого начала, с самого детства она терпела неудачи.

Она провалилась ещё до того, как узнала о начале войны.

Она издала сдавленное рыдание. Слёзы катились по её лицу.

Змеи извивались в её сознании, вызывая у неё тошноту, делая то бремя в её груди тяжелее, жёстче, толще, гнилостнее. Она умирала, тонула во влажном воздухе комнаты, гибла в черноте собственного сердца. Она силилась застонать, но даже это причиняло боль. Змеи извивались всё быстрее, то проникая в её череп, то выбираясь из него. Их движения порождали парализующую волну дурноты, тошноты, от которой она потела сильнее, от которой её кожа становилась холодной и липкой, и влага выступала из её пор.

Бездна открылась под её ногами.

В какой-то момент она осознала, что слышит напевы.

Всюду вокруг неё червяки ритмично педи.

Она не понимала их слов.

Ахнув, когда напевы стали громче, она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого, но звуки становились лишь громче, эхом отражаясь в её черепе.

Змеям не нравились напевы.

Они им вообще не нравились.

Они извивались быстрее, шипели в пространстве её головы, их тела и зубы были из серебристого металла, глаза — цвета тёмной мочи. Они шипели на неё, и она чувствовала их холодные укусы, их острые как бритва зубы, впивавшиеся в её разум.

Напевы становились громче, вибрируя в костях её лица, черепа.

Она стискивала голову руками, пытаясь сдержать это, удержать внутри.

Она больше не могла удерживать это внутри.

Она не могла удерживать это внутри.

Как только это по-настоящему ударило по ней, как только это отложилось в её мозгу, каждая её часть захотела прогнать это. Она хотела прогнать это любым возможным способом. Она чувствовала, как напевы притягивают её… притягивают её свет, её затылок, и на сей раз она отдалась этому, стараясь не противиться.

Ахнув от боли, она силилась блевануть, закричать.

Что угодно. Что угодно, лишь бы прогнать это из неё.

Она знала, что умрёт, когда это уйдёт.

Она знала, что умрёт, но ей было уже всё равно.

«Пусть это заберёт меня, — прошептала она в своём сознании безмолвной молитвой. — Пусть это заберёт меня. Пусть я больше не причиню вреда. Если я не могу принести пользы, заберите меня, и хотя бы я не причиню больше вреда».

Напевы сотрясали её тело, её уши, зубы, язык, и она больше не могла слышать свои мысли. Напевы сотрясали её грудь, и она уже была уверена, что у неё случится сердечный приступ, что её сердце взорвётся, и она умрёт на месте. Она застонала, позволяя дрожи сотрясать весь её скелет вперед-назад, как молот, ударяющий по колу.

Пар становился гуще, им сложнее было дышать.

Напевы становились громче…

Затем, словно из ниоткуда, пришла тигрица.

Она выплыла из огня перед ней, синяя с тёмно-красными глазами.

Чандрэ смотрела на неё, тяжело дыша и не в силах пошевелиться. Она пришла за ней.

Она убьёт её. Уже не крича, она рычала на неё, ревела в темноте похожего на пещеру пространства. Она рычала на неё, и её тёмные глаза сияли в свете огня. Затем, пока она смотрела на тигрицу, та взревела, обнажив зубы цвета слоновой кости.

Она бросилась на неё…

И Чандрэ больше ничего не помнила.

Глава 42. Отходняк

Я смотрела на землю через овальное окно, испытав наплыв эмоций, когда различила ландшафт, на который наш самолёт отбрасывал тень.

Мои пальцы отрешённо гладили черноволосую голову, лежавшую на моих коленях.

Облака периодически заслоняли мне вид — белые, размером с гору, и их яркий контраст делал темнее синеву неба, которое я видела через окно справа от себя, а также оттенял кроваво-красную землю, которая появилась, когда я посмотрела прямо вниз.

Ревик заворочался на моих коленях. Его пальцы обхватили моё бедро и сжали крепче, а из его света вышел жаркий импульс боли. Его лицо напряглось. Я смотрела, как он терпит эту волну боли и желания, подавляя её, пока та не начала постепенно отступать.

Когда это произошло, он расслабился, и его ладонь тоже разжалась, но не отпустила меня полностью. Он продолжал крепко держать моё бедро через бронированные штаны, уткнувшись головой в мой живот.

Я подавила свою боль, посмотрев на него.