Солнце

«Эй, — на сей раз голос был тише, нежнее. — Эй, я спускаюсь, хорошо?»

«Нет, — я вытерла лицо, качая головой, хоть он и не увидит. — Всё хорошо. Правда. Ты занят. А я в порядке».

«Я спускаюсь», — только и сказал он.

Глава 26. Фундамент

Я очнулась, дыша с трудом.

Как и каждую ночь, когда мы делали это, мне казалось, что я не могу думать сквозь боль в моём свете. Я не могла думать от того, как сильно болела моя грудь, всё моё тело, даже моя кожа.

Но на сей раз дело было не только в боли.

Не только в ней.

Дело было даже не в том потерянном, сбитом с толку ощущении, которое я помнила по другим ночам с тех пор, как мы начали то. Я чувствовала так много Ревика. Я чувствовала нынешнего Ревика, которого я знала… и я чувствовала его прежнюю версию, которую я едва помнила — версию из Сиэтла, круиза по Аляске, Сиртауна.

Я чувствовала Ревика, с которым впервые переспала в той хижине в Гималаях.

Тот прежний Ревик всё ещё имел способность причинить мне боль. В некоторых отношениях он теперь казался мне почти незнакомцем, но я помнила, какие чувства он во мне вызывал. Я помнила, как сильно он сбивал меня с толку, как часто я чувствовала себя отвергнутой им, как часто я чувствовала, будто он отгородился от меня.

Я говорила себе, что важна лишь новая версия Ревика.

Тот первый Ревик, которого я знала, даже не был цельной личностью. Он был созданием Вэша, Шулеров, Менлима, когда они разделили его разум на части. Тот, кого я знала теперь, был настоящим Ревиком, который имел значение. Он тот, кто ощущался настоящим для меня. Он казался цельной личностью, куда более большой и трёхмерной по сравнению с другой версией, которую я знала.

И всё же я помнила всю эту боль.

Я помнила, какой одинокой чувствовала себя в те недели и месяцы.

Между двумя версиями было достаточно общего, чтобы мне казалось, будто я задыхаюсь в нём. Я видела, где линии накладывались друг на друга, где они становились незначительными. Я пыталась видеть правду того, где он жил, где мы жили вместе.

Я видела его той ночью в хижине, когда мы впервые переспали и заключили брак.

Он был таким открытым… таким, бл*дь, открытым, даже тогда.

От уязвимости у меня перехватывало дыхание. Честно говоря, это вызывало во мне ужас.

Какая-то часть меня до сих пор потерялась там, парализованная тем, насколько иначе я всё видела теперь, насколько иначе я видела ту ночь его глазами.

Я думала, что сумею проще справиться с теми воспоминаниями. Мы смотрели на часть нашего брака, которую я помнила и которую мы пережили вместе. Мы находились в той части, где должно быть меньше шока и сюрпризов.

Это должна быть лёгкая часть.

И тем не менее, я оказалась сильнее сбита с толку, сильнее напугана, сильнее погрузилась в отрицание и избегание по сравнению со всем остальным, что он мне показывал.

Я всё ещё лежала там и пыталась собраться с мыслями, когда Ревик поднялся со своей половины кровати. Даже то, как он двигался, влияло на меня. Я помнила, как видела это в то время, какой чужеродной и от природы сексуальной мне казалась эта манера двигаться.

Я пялилась на него теперь, наблюдая за ним таким, каким я видела его тогда.

Он двигался бесшумно, как животное, и мышцы скользили под татуированной кожей.

Он забрался на меня. Нет, не забрался; «забрался» — неподходящее слово для того, что он сделал. Он разлился надо мной, чувственно передвигая всё тело, просунув ногу между моих и окутав меня своим светом. Он вплетал в меня свой aleimi, пока в моей груди и животе не зародилась боль… такая сильная, что я не могла дышать.

Он сделал это так быстро, что я могла лишь смотреть на него, чувствуя, как сердце подскочило к горлу.

Я не могла вскрикнуть или сказать ему остановиться.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — пробормотал Ревик.

Посмотрев на него, я силилась подумать, хотя бы увидеть его.

Я пыталась вспомнить, где мы, кто я теперь.

Я чувствовала, как лодка покачивается подо мной, быстро скользя по волнам в сторону итальянских берегов. Я знала, что Балидор и остальные управляют лодками даже ночью, подводя нас вплотную к побережью и союзникам Атвара на юге Италии, южнее места, где начиналось наблюдение вокруг лагеря Миферов в Риме.

Но сейчас сложно было думать обо всём этом.

Звезды светили в иллюминаторы с обеих сторон, освещая лицо Ревика, его шею, голую грудь, руки, пока он нависал надо мной.

Боль в моём нутре усилилась, заставляя меня закрыть глаза.

Я хотела его. Я хотела его так сильно, что не могла нормально думать, но мысль о сексе с ним сейчас ужасала меня. Это заставило меня усомниться во всем относительно меня самой. Я помнила, как тогда тоже хотела его. Я помнила, как не знала, хотел ли он меня, и почему он хотел меня, даже когда это было очевидным.

Я помнила, как чувствовала, будто вечно притягиваю его, давлю на него, пытаюсь удержать его рядом. Я помнила, что это сопровождалось чувством стыда и вины.

Я знала, что поступаю неправильно.

Даже зная это, я как будто никогда не могла перестать.