Солнце

Однако надо отдать должное, Уолтер быстро свыкся с этим столь неожиданным поворотом судьбы, и мы принялись за работу – нужно было срочно записать первую песню Дианы. Работать с ним терпимо. Хоть Уолтер и обладает жестким и взрывным характером, о своем деле он знает все и вкладывает в него много сил. Уолтер деспот и трудоголик, но отличается щедростью по отношению к своей команде. Однако если кто-то ошибается, Уолтер приходит в ярость. Он профи и требует профессионализма от остальных. Поначалу Уолтер относился ко мне с большой долей скептицизма, явно не понимая, откуда я вообще взялась, и частенько срывая на мне зло, которое он не мог сорвать на миссис Мунлайт. Однако я смогла доказать ему, что тоже могу называть себя профессионалом. С тех пор наше сотрудничество стало гораздо продуктивнее, и Уолтер даже стал прислушиваться к некоторым моим словам. А еще я написала для него, то есть для его исполнителей и групп, несколько песен, – тайно, разумеется. Нет, это не те песни, которые я раньше слышала по Небесному радио, не те, которые шли из глубины души. Это песни, написанные разумом, а не сердцем. Одну из них теперь исполняет группа «Стеклянная мята», та, которая выиграла в конкурсе «Твой рок». И это хит.

Для Дианы я песен не пишу – это делают сотрудничающий с Уолтером Джонатан и неизвестный мне композитор, очень талантливый. Забавно, но, как я и упоминала, Уолтер сначала даже не узнал меня, что понятно – через продюсеров проходят тысячи лиц и тысячи голосов. Однако мой голос узнал Джонатан, которому не было известно о подмене. Максу пришлось изрядно попотеть, чтобы убедить Джонатана, что так поет именно Диана Мунлайт.

Все стало слишком запутанно – из-за капризов одной принцессы, отчаянно желающей стать известной певицей.

– Приводи себя в порядок и одевайся, – говорит Джессика. – Я приготовлю тебе завтрак.

Она уходит, и я вскоре присоединяюсь к ней – полностью собранная. Завтракаем мы вместе – видимо, как и всегда, Джессика не успела сделать это дома. Всего лишь один звонок Эммы Мунлайт – и Джессика срывается с места, выполняя любое ее поручение.

Она неплохо готовит, и я говорю ей об этом.

– Это семейное, – усмехается Джессика. – У нас хорошо готовят все женщины. Но у моей сестры просто божественные блюда. Она могла бы быть настоящим шеф-поваром – всегда мечтала работать в ресторане.

– Но не работает? – уточняю я.

– Верно.

– Этого не хочет мужчина, с которым она встречается?

– Он разрешает моей сестре делать все, что ей захочется. Дело не в этом. Дело в том, что сестра не должна где-то светиться. Знаешь, чего я жду? – вдруг задумчиво спрашивает Джессика. – Когда этот мужчина заберет в своей семье власть. Тогда моя сестра и племянница больше не должны будут прятаться, – вдруг улыбается она холодно, а потом осекается и переводит разговор на другую тему. Я зачем-то рассказываю ей, что видела Дастина – Джессика в курсе наших взаимоотношений, я тоже много болтала за бокалом вина. В обычной жизни мы бы не сдружились, а теперь она стала единственной, с кем я могла поговорить. Полное одиночество терзало, гнуло, пыталось сломить, а мне не хотелось ломаться.

– Скучаешь? – только и спрашивает Джессика.

– В какой-то момент я думала, что почти забыла его. А сейчас понимаю, что это не так, – признаюсь я. – У тебя было такое? Привязанность к человеку, с которым, по сути, ничего и не было?

– Нет, – пожимает острыми плечами она. – Но у моей сестры – было. И остается до сих пор. Глядя на нее, я понимаю, что все влюбленные – идиоты.

– Ты никогда не влюблялась? – спрашиваю я. Джессика тонко улыбается. Я понимаю по ее взгляду, что нет. Не влюблялась.

– Ты не должна приближаться к Лестерсу, помни о договоре, – медленно произносит она и смотрит на меня странно-оценивающе. Я не понимаю ее взгляда.

– И не собираюсь.

Мы садимся в машину и едем – но не в одну из студий лейбла, чья штаб-квартира находится в сердце Нью-Корвена, а в тихий богатый район, где под современную студию оборудован один из особняков девятнадцатого века. Все без исключения песни Дианы Мунлайт записываются там. На территории особняка суровая охрана – она не пропустит чужаков. Всюду камеры, а весь периметр обнесен высоким забором, находящимся под напряжением.

На половине пути Джессика, оторвавшись от ноутбука, раскрытого на коленях, вдруг спрашивает:

– Ты жалеешь, что так поступила?

– Нет, – отвечаю я. – Я не жалею, что спасла своих родных. Ты бы поступила так же, если бы дело касалось твоей сестры. Ты бы отдала все.

Я знаю, что Джессика любит ее – они выросли без родителей, и у них никого нет, кроме друг друга.