Солнца двух миров (СИ)

Сирасм появился, неосторожный, трепещущий, растрепал волосы приветствием, зашелестел по скале воздушной дымкой. Эсвинцы поднялись и, не размыкая рук, принялись читать заклинание развоплощения. Дух поддерживал их своей силой, которую укрепил и напитал недавней встречей с Изначальным. Эсвинцы могли покинуть Циас, уйти в другие миры, их сила, переплетённая с энергиями миров, возможно, сильно ослабла бы, но их личностная целостность вполне могла не пострадать. Ливейра и Эм решили иначе, им не хотелось переставать быть частью миров, в которых они встретились и в которых были самими собой и были вместе две сотни лет. Уже давно они лелеяли в себе мечту пойти по пути развоплощения, обратиться энергией мира, раствориться в нём. Эта мечта была для них путём окончания их срока, они собирались воплотить её, когда их естественные жизни будут подходить к концу. Эсвинцы - долгоживущая раса, но и они не вечны, и однажды приходит время перестать существовать, но они, как и многие другие, не знают точно, какой путь ждёт их за гранью смерти. До разгулявшихся разрушений игривого Ветра, стирающего свои творения, они могли думать о том, что их срок придёт ещё нескоро и их жизни не прожиты ещё и наполовину, однако Изначальный неожиданно привёл их к тому, чтобы ускорить события. Сирасм был хорошим помощником как представитель стихий Ветра. Он, возможно, лучше всех прочих духов умел чувствовать настроение ткани мироздания, поэтому его поддержка была незаменима. Но его задача была не только в том, чтобы помочь провести ритуал. После его окончания он окутает собой, впитает и сохранит тех, кто были когда-то Эмом и Ливейрой, и, когда придёт его время раствориться в Изначальном, во время катаклизма или после него, он заберёт их с собой неизменными.

- Почему ты думаешь, что мы сможем вернуться? - спросила Ливейра мысленно, продолжая направлять магические энергии в соответствии с ритуалом.

- Сирасм рассказал мне, что он узнал от Ветра, что после того, как всё будет разрушено, на месте Феоса и Циаса родится новый мир. Я думаю, мы сможем отыскать себе в нём место.

Нити сплетались и расплетались, энергии текли, сворачивались спиралями, вырисовывая причудливые узоры. Тела эсвинцев истончались шаг за шагом, и вскоре они были уже едва различимыми призраками, но между тем продолжали плести заклинания.

Воспринимаемая ими ткань мира, напротив, становилась всё более плотной, и встраиваться в неё приходилось с усилием. С изменениями восприятия им приходилось всё больше сосредотачиваться на том, чтобы помнить, кто они, чтобы сохранять себя теми, кем они были прежде. Связи между частичками их душ становились непрочными, и только воля удерживала их вместе, не давая поддаться искушению рассыпаться, рассеяться, влившись каждой клеточкой в энергии рушащегося мира. Сирасм поддерживал их, как мог, но на первый план всё же выступали их собственные устремления. Память о прожитой жизни медленно и неудержимо таяла вместе с телами, и воспоминаний становилось всё меньше, лишь некоторые высвечивались яркими вспышками среди сонма ощущений и событий, которые они не в силах были сохранить. Телесные формы растаяли полностью, перестав существовать, и в этот переломный момент всё могло бы пойти прахом, потому что Ливейра, на крыльях Сирасма, упустила на мгновение сосредоточенность, и, подобно серой пыли, стала сочиться её сущность, разносимая над скалой ветрами. Эм метнулся к ней каждой незримой крохотной частичкой своей структуры, остановил, ухватил, вплёлся. Удивлённо затрепетал Сирасм, понимая, что двое стали одним от этого неожиданного, непредсказуемого устремления одной из сущностей к другой. Но укутал новое существо собой, как было обещано в завершение ритуала. В глубине неосознаваемого эсвинцы уснули, убаюканные колыбельной духа.

Ливейра открыла глаза в бесконечной темноте. Было тепло, и где-то неподалёку слышался стук капель. Её рука незамедлительно нащупала руку Эма рядом. Она почувствовала его тепло.

- У нас ничего не получилось? - спросила она разочарованно.

- Получилось, - ответил Эм.

Голос его звучал глухо и болезненно.

Ливейра села, обнажённая, среди окружавшей пустой темноты.

- Я не помню, - сказала она обречённо после минутного раздумья.

Эм кивнул понимающе. Он тоже ощущал собственную неполноту. Как будто не только зрение сковала темнота, но и другие ощущения, в том числе те, что прежде были только внутри, стали совершенно иными.

- Эм. Я не чувствую своих волос, - сказала Ливейра, но в голосе её не было страха.

Она рассеянно проводила пальцами по жёстким нитям живых эсвинских прядей, и тактильные ощущения пальцев говорили ей, что волосы остались на месте, но она не ощущала их, как не ощутить парализованные органы и точно так же не могла ими пошевелить. Эм погладил её осторожными долгими движениями, успокаивая.

- Мы снимся друг другу, Ли. Нас больше нет. И мы всё ещё есть. Давай сделаем этот сон хорошим.

Темнота вокруг расцветилась зеленоватыми бликами, пол обратился водной гладью. Теперь перед ними была вечность, чтобы вспоминать.