— Мрря! — хеск хлопнул лапой по ноге Некроманта. Хвост его тревожно вздрагивал.
— Что такое? — Нецис посмотрел туда же, куда и кот. Чья-то спина в кожаной броне скрывалась за дверной завесой — человек вышел с террасы. Некромант сжал пальцы в кулак.
— Всадник, — прошептал он. — И я его не замечал… Что он слышал, и кого он видел?!
Фрисс нахмурился. В полумраке дверного проёма не разглядишь цвет брони, а плаща у воина не было. Но если это и впрямь «изумрудник»…
— Всадник так просто не ушёл бы, — хмыкнул он. — И зелёную броню мы бы углядели. Ничего странного в нас нет, Нецис. Мы — обычные путники.
Некромант обвёл взглядом тёмные, почти чёрные лица южан, посмотрел на свою серебристо-белую руку и усмехнулся.
— Да, Фрисс, мы — самые обычные путники. Тут таких сотни, — кивнул он. — Значит, зов долга тебе не побороть… Ну что же, ночью у варниц делать нечего, и бродить там некому. Я выйду туда с тобой, Фрисс. Пусть тревога тебя оставит.
…Ночь нахлынула с востока, затопив приземистый город и островки каменных башен. Мрак струился по улицам тёмными реками, и жители, настороженно оглядываясь, пробирались к своим домам. Где-то вдали взрыкивали во сне куманы — за день солнце разгорячило их кровь, и ящерам никак было не успокоиться. За стеной постоялого двора фыркала и хрустела сухими листьями Двухвостка. Фрисс навестил её на закате — она лежала на брюхе, растопырив шипы панциря, и глухо рычала на резвящихся куманов. Речник погладил её по макушке.
— Фррисс, возврращайся побыстррее, — проурчал песчаный кот, растягиваясь на циновке. — Вы вдвоём с Нецисом там упрравитесь, мне с вами не идти?
— Спи спокойно, Алсаг, — покачал головой Фриссгейн. — Мы ненадолго. Спустимся — и обратно. Тут в темноте не разбежишься.
«Есть ли тут ночная стража?» — думал Речник, нащупывая во мраке ступени, ведущие вниз, с обрыва к пологому берегу. Лестниц в Вачокози было предостаточно, в известняке вырубили множество уступов, некоторые из спусков с разбегу ныряли в пещеры и вновь выходили на свет уже у соляных прудов. Фриссу не по себе было, когда он спускался в чёрный провал, он для верности посветил под ноги церитом. Ничего, кроме истёртых каменных ступеней… циновки, настеленные вдоль стен пещеры, деревянные чашки в стенных нишах. Пещерка для отдыха…
— Погаси свет, — прошелестел Нецис, сжимая его плечо. — Я поведу тебя.
После пещерного мрака тусклый свет огромных южных звёзд показался Речнику ярким. Отражая его, едва заметно мерцала вода неглубоких прудов. Воротца в каменной ограде, отделяющей их от моря, на ночь были открыты, ветер унялся, и гладь моря лишь слегка вздымалась вместе с влагой в прудах. Тонкая соляная корка похрустывала под ногами, пахло водорослями и — еле заметно — цеготьей слизью. Впереди, у обрыва, тускло поблескивал жёлоб, выходящий из-под воды и врастающий в стену невысокой башни. К ней лепились пристройки, загородки, прикрытые навесами. Узкий проём — единственный вход в башню — наглухо закрывала потемневшая дверь. Над ней от косяка к косяку перекинулись белые зубчатые дуги — челюсти цегота. Фрисс еле слышно хмыкнул.
— Вон там, — Нецис тронул его за руку и указал на широкий навес. Из темноты выступали бока плетёных коробов. Речник посмотрел под ноги — у входа под навес в землю вкопана была ещё пара челюстей — и приподнял крышку короба.
— Куфиша, — кивнул он. — Тут мешков двадцать, если не больше. Нецис, а корзины не сгниют?
— Заметно не будет, — отозвался Некромант, откидывая крышку и прикасаясь ладонями к сероватой груде. — Встань у порога, Фрисс. Увидишь кого-нибудь — отступай в темноту. Я догоню тебя.
Под его пальцами зажглись неяркие зелёные искры. Повеяло холодом.
Речник стоял под навесом и пытался рассмотреть в ночной мгле башню второй солеварни, вдалеке, за цепочкой прудов. Что-то прошуршало сверху, над обрывом, Фрисс, вздрогнув, выглянул из-под крыши. Ему почудился чей-то испуганный взгляд, но тут же ощущение пропало.
— Нецис, — прошептал он, пятясь в темноту. — Меня кто-то видел.
— Иди к пещере, — обернулся Некромант. — Примут за вора — откупишься. Я иду следом.
Глаза чародея горели холодной зеленью, тусклые искры ещё стекали с его рук.
Фрисс успел перешагнуть зубастый барьер и сделать три шага к пролому в стене обрыва. Затем что-то взорвалось перед его лицом, опалив глаза необычайно яркой вспышкой, запястья отчётливо хрустнули, и Речник повалился навзничь, затылком в солёную воду. В глазах потемнело.