Когда она двинула рукой, я увидела веселый голубой отблеск. Искры и сюда добрались. Теперь я видела, что они летают вокруг нас, как светлячки.
Я встретилась взглядом с Дэвидом. Медные отблески еще мерцали в его глазах, но никогда еще он не выглядел таким человечным, таким близким, таким уязвимым.
– Я не могу уйти, – сказал он. Его голос звучал мягко, нежно, прощающе.
Это все я виновата, только я, о боже…
Он погладил меня по щеке. Меня окутало тепло, мне захотелось заплакать, но я не могла.
– Будь моим рабом, – голос Иветты был низким, полным страсти и ликования.
– Что бы ни случилось… – я кожей чувствовала шепот Дэвида.
– Будь моим рабом.
– …я люблю тебя. Помни об этом.
–
Он поцеловал меня. В последний раз наши губы встретились, пылая, наши души слились, соприкоснувшись, и я почувствовала, что он распадается на части, разрывается.
Я почувствовала, что он умирает.
Я обернулась и увидела туман, струящийся по комнате, вползающий в бутылку, а потом – как Иветта закрывает ее пробкой.
Ощущения присутствия Дэвида исчезло. Ушло.
Я бросилась на Иветту, вырастив стальные когти на правой руке, и была уже на полпути к ее горлу, когда Кевин крикнул:
– Стой!
Я остановилась. Тут же. Я рвалась в бой каждым дрожащим от напряжения нервом, но проиграла превосходящей силе его приказа.
– Ты не можешь причинить вред моей матери, – испуганно проговорил он. – Или мне.
Когти на моей руке растаяли. Иветта вздернула подбородок и подставила свою незащищенную, красивую шею мне, и больше всего на свете мне хотелось стереть с ее лица эту вызывающую ухмылку.
Но я не могла!
Она сказала:
– Не будь дурой. Иначе ты станешь не первым джинном, которому я преподам урок.
Я вспомнила почти патологическую ненависть Дэвида к ней и почувствовала, что и мне она жжет желудок, как кислота.
О, это все кончится плохо – если вообще можно что-то сказать по этому поводу.
Она обернулась к сыну. Кевин смотрел на меня, как загипнотизированный. Он нервно облизал губы и спросил:
– Ты, правда, разрушила тот город?
Я не обязана была отвечать – Правило Трех – и просто посмотрела на него горящими серебром глазами. Разрушила? Очень надеюсь, что нет. Но я не была уверена.
Избавление пришло с неожиданной стороны. Иветта сказала:
– Дэвид остановил ее. Ведь у него были веские причины. В Сикаскете есть нечто такое, что он будет защищать ценой собственной жизни.
Она поднялась с дивана и направилась ко мне. Пробралась пальцами с остро отточенными коготками в мои волосы и любовно раскидала их по плечам.
– Ты очень привлекательна, знаешь об этом? Он должен испытывать к тебе невероятные чувства, если сделал такое. Поверь мне, Дэвид давно научился быть осторожным. То, что он так тебе предан, по-настоящему поразительно.
Я подарила ей улыбку.
– Он просто хочет меня.
Улыбку она вернула.
– Секс он может получить где угодно. – Ее приподнявшаяся бровь подразумевала, что в том числе и с ней, только с преимуществом и в качестве и количестве. – Я ведь знаю, кто ты.
Конечно, она знала. Она была на моих похоронах, стояла там, разглядывая мой увеличенный портрет, украшенный цветами. Она провела ногтями по моей щеке, довольно болезненно.
– Ты убила моего друга, – проговорила она. Ее голос снова стал низким, страстным. Я подумала, что она, должно быть, всегда говорит так, когда речь идет об убийстве. – Он был по-настоящему особенным человеком.
– Плохой Боб? А, да, я слышала, что он научил тебя пользоваться презервативами и давал взаймы. Прости, такая потеря.
Плохой Боб заразил меня Меткой Демона. Хороших воспоминаний о нем у меня не осталось.
Она дала мне пощечину. Вернее, попыталась. Я превратилась в туман и материализовалась, как только ее рука миновала то место, где я находилась. Получилось забавно. Она упала на кофейный столик, со всей силой, с которой замахнулась, и на секунду ярость сделала ее уродливой. Самой уродливой из всех, кого я видела.
– Боб Бирингейнин был
– Не делать что? – спросил он. Она повернулась к нему, и я видела, как он вздрогнул, даже находясь в десяти футах от нее. – Сказать, чтобы больше не исчезала?
– Да, – прошипела она как рассерженная гадюка. Он дважды быстро сглотнул и обратился ко мне.
– Хм… не делай больше этих штук с исчезновением. Не становись туманом. Кроме тех случаев, когда я сам прикажу тебе. – Он не оглядывался на Иветту, вместо этого уставившись на ковер и на свои потрепанные теннисные туфли. – Можно мне теперь идти?
Она продолжала пялиться на него, и мне не нравился блеск ее глаз. Он не предвещал ничего хорошего. Серьезно, ничего хорошего.
– Да. – Она швырнула ему пузырек из-под духов.