Солнечный день

Одного за другим он отложил Карла Мая[5], и Грея[6], и Лондона, пренебрегши нашим мнением, что Достоевский — малоподходящий писатель для двенадцатилетнего мальчишки. В случае необходимости он читал тайком, но всегда взахлеб. Он приводил меня в замешательство вопросами социального и этического характера, на которые в те времена панической вакханалии понятий невозможно было дать ответ. Мне не удалось превратить его в осла, от чего предостерегает родителей, подобных мне, Плутарх[7].

С другой стороны, Либор сумел найти задушевных друзей среди своих не столь сложных сверстников и исчезал где-то, бродя с ними до изнеможения.

Незадолго до истории на реке Либор получил тяжелую травму, которая чудом не имела более тяжелых последствий.

Возвращаясь из школы, он и его одноклассник, сын нашей прислуги пани Пшеворовой, набрели за околицей на брошенную телегу. Оглобля, все еще устремленная в небо, словно ствол пушки, навела Либора на мысль о цирковом номере. Он вырвал из какого-то забора доску и, балансируя ею, как канатоходец — шестом, успешно передвигался по оглобле взад-вперед. Пшевор-младший, драчливый и честолюбивый мальчишка, не хотел отстать от Либора, но, не отличаясь самообладанием и устойчивостью, добравшись до конца оглобли, которую он своим весом придавил к земле, потерял равновесие и отчаянно закачался. Либор подскочил помочь тому удержаться, но коварный Пшевор, который подозревал Либора в умыслах, свойственных ему самому, проворно соскочил на землю.

Оглобля, освободившись от тяжести, резко пошла вверх и ударила Либора окованным концом в подбородок.

Либор рухнул с перебитой челюстью и сотрясением мозга.

В больнице челюсть ему скрепили металлическими скобами, вырвав два здоровых передних зуба, чтобы за время лечения он не погиб голодной смертью.

Внешне несчастье с Либором не слишком отразилось на Элишке. Она ходила со мной в больницу, и я наблюдал, как она, пользуясь беспомощностью сына, нежно притрагивалась к его лбу или руке. Элишка говорила с ним тихим, успокаивающим голосом и сообщала о весенних переменах в природе.

Самой несчастной выглядела пани Пшеворова. Когда Либора привезли из больницы домой, она заставила своего сына, пока что старательно обходившего наш дом стороной, проведать больного и попросить прощения у его родителей.

Мальчишка с виноватым лицом смущенно топтался в нашей комнате, но вся эта томительная процедура прошла бы гладко, если бы в комнату не заглянула Элишка.

Пшевор-младший по настоятельному приказу пани Пшеворовой потянулся с поцелуем к Элишкиной руке, как в те времена в подобных ситуациях было принято. Реакция Элишки меня потрясла.

Она схватила мальчишку левой рукой за воротник свитерка у самой глотки, а правой принялась хлестать по лицу. Она наносила удары ритмично и жестоко, но без явных следов волнения. Била так мстительно, словно всю жизнь занималась истязанием малолетних. Меня объял ужас при мысли, с кем же я, собственно, живу под одной крышей и ем за одним столом?!

Пани Пшеворова взволнованно сморкалась и, несомненно, считала наказание в высшей степени справедливым.

IV

Длительная засуха отгрызла у реки кусок левобережного ложа, превратив его в покрытый галькой берег. Излучина, где Либор когда-то чуть не утонул, давно изменила свой вид. Она исчезла в бесконечных рукавах русла.

Сейчас река совсем иная, нежели во времена, о которых я вспоминаю и в которых живу, и тем не менее она столь непреодолимо прежняя, что я уже тысячу раз тщетно давал себе обещание больше сюда не приходить.

Я спустился по обрывистому, каменистому берегу к воде и несколькими свободными взмахами переплыл на другую сторону. Вот уже в который раз я ловлю себя на мысли, что безотчетно ищу пристанище Незнакомки. И тогда, осознав свои тайные намерения, я тут же возвратился обратно, на свой берег.

Я не имел ни малейшего поползновения облекать свою Незнакомку в плоть.

Вернувшись на свою подстилку, я поел хлеба.

Неподалеку копошилась, скидывая одежонку, компания безнадзорных ребятишек. Оглушительно визжа, они убедились, что вода холодна, и снова оделись.

Несколько крестьян из сельхозкооператива прошли по тропинке вдоль реки, возвращаясь с лугов, и опять наступила тишина.

К моей плотине вот уже много лет никто не заглядывает. А если и заглядывают, то редко. Внизу, за городом, после войны построили купальню с бассейном для любителей плавания и для детей. В летний сезон там открывают ларьки с закусками и прохладительными напитками. Из репродукторов гремят шлягеры. К верхней плотине, кроме меня и Незнакомки, забредают изредка парочки тесно прижавшихся друг к другу влюбленных да какой-нибудь рыболов-любитель.

Юго-восточный ветер сумел все-таки защитить солнце, и лишь на горизонте, с запада, разок-другой угрожающе пророкотал гром. Сплошные стены туч вдруг раздвинулись. Восточная часть неба осталась покрытой симметричными грядами кудрявых облаков, а солнце пекло теперь с удвоенной силой.