Тут еще одна мысль пришла мне в голову. Я взглянул на огромную карту, где маленький крестик отмечал пункт земной поверхности, над которым сейчас пролетала станция. Мы были как раз над Новой Зеландией. Это означало, что мы входим в зону приема японского Центра управления полетом. Может быть, и мне пришло письмо?
Я поспешил во владения Сакая — благо, далеко лететь не пришлось — все приборы были здесь же, на мостике. Радист сидел за пультом дальней связи с таким равнодушным и отрешенным лицом, что напомнил мне то ли спящую лягушку, то ли погруженного в медитацию дзен-буддиста. Казалось, он не заметил моего появления. Или он действительно медитировал? Я невольно бросил взгляд на стоящий перед ним факс. Может быть, сегодня мне повезет?
В принципе, любой человек на Земле может прислать нам письмо. Для этого достаточно иметь доступ к факсу и знать наш адрес.
Практически же прилежные секретарши из НА-СДА аккуратно вскрывают адресованные нам письма и посылают их содержание на борт, когда станция Ниппон входит в зону приема. Оригиналы писем мы получаем на руки, когда возвращаемся на Землю. В общем это удобно. Нашему факсу не приходится без устали печатать послания всевозможных проповедников, невежд и фанатиков, решивших поболтать с космонавтами,— мы получаем письма только от ближайших родственников и друзей. А также, разумеется, приказы Центра, инструкции, сообщения от работающих на Земле ученых.
— У вас нет письма для меня, Сакаи-сан? — осторожно спросил я.
— К сожалению, нет, Леонард-сан,— отозвался радист, не поворачивая головы.
— Спасибо.
Это продолжалось уже не первый день и начало меня по-настоящему тревожить.
И тут я заметил краем глаза какой-то блеск на щите, висевшем рядом с центром связи. Я присмотрелся. Рядом с головкой шурупа примостилась крохотная капля воды. Воды? В составе воздуха на станции почти не было водяного пара. Я снял каплю пальцем и удивился еще больше — она была маслянистой. Я осторожно поместил каплю в пробирку, поднес ее к лицу и принюхался. Действительно— запах машинного масла.
— Что там, на этом щите? — поинтересовался я. Сакай неохотно поднял голову.
— Резервный пульт управления монтажной платформой. Резервный компьютер, контролирующий смену даты. Другие резервные приборы.
— Его можно открыть?
— Открыть? Разумеется. Видите эти шурупы? Если их вывинтить, пульт можно будет открыть.
Услышав наши голоса, Танака отвлекся от своей работы и пожелал узнать, что мы здесь обсуждаем. Я показал ему пробирку и маслянистый след на крышке щита.
— Меня интересует, откуда здесь масло? — пояснил я.— Капля была здесь, совсем рядом с щелью.
— Думаете, испорчен один изприборов?
— Возможно, и так.
Танака с сомнением покачал головой. Казалось, он спрашивал себя, что, собственно, я, Леонард-американец, делаю здесь на станции, среди всех этих высокоученых японских профессоров.
Я на секунду усомнился в своей идее. Для того, чтобы вскрыть щит, недостаточно вооружиться отверткой. Необходимо просмотреть соответствующие инструкции, руководства, техническую документацию и, возможно, посоветоваться с Центром управления полетом. Работу должен производить квалифицированный инженер, а по окончании сборки он обязан заполнить протокол и удостоверить своей подписью, что пульт вновь функционирует нормально. Короче говоря, это мероприятие очень сложное, дорогостоящее, и, главное, кто-то из профессионалов — Ивабути, Танака или Сакай — вынужден будет потратить несколько часов рабочего времени.
— Вы полагаете, что мы обнаружим там неполадки? — переспросил Танака.
— Да,
Я видел, что его ноздри трепещут от внутреннего напряжения.
— Какие повреждения конкретно?
— Я не знаю. Я буду знать это после того, как мы разберем пульт.
У меня не было никакой разумной причины ввязываться в эту авантюру. Только предчувствие, только...
Танака посмотрел на меня, как на шимпанзе, которая вздумала учить его квантовой механике.
—
—
Как-никак он выше меня по чину. Строго говоря — второе лицо на станции.
— Я полагаю, это капля моего крема,— вдруг подал голос Сакай.
Мы с удивлением уставились на него. Сакай нервно барабанил по пульту пальцами — совсем как Танака.
—
Последняя, по-японски вежливая, фраза целила прямо в меня.
— Ну что, Карр, вы слышали? Это был крем. Полагаю, инцидент исчерпан.
Танака, также по-японски вежливо, дал мне понять, что я всего лишь глупый и заносчивый
—
Пробирка с таинственной каплей все еще была У меня в руках, когда я покинул мостик и отправился в лабораторию материаловедения.