— Не надо, — попросил он на этот раз, — дождь сейчас идёт, и ты замёрзла. Я выучил за год наизусть абсолютно всё, что ты мне собираешься сказать. Пойдём лучше работать.
— Мне виднее, надо или не надо. Я твоя воспитательница, и это я отвечаю за твою социализацию в рамках рабочей программы Астрофлота. Опыты ему надоели, надо же! Есть тематический план исследований, включающий тебя, твои усилия и — да! — опыты над тобой! Сделать с этим ничего нельзя. Можно только одно: выполнять работу! Мы все работаем в рамках задач, поставленных перед нами историей. Я делаю это, Рикки Морьер делает это, всякий человек в Астрофлоте делает это, и тебе тоже следует научиться делать это, если только ты не хочешь оскорбить память своего отца!
— Между прочим, мой отец жив.
— Да, но здесь, на Земле, о нём пока что только помнят. Прошло больше чем полвека! Многое переменилось, имена героев стало принято забывать. Тебе бы ведь не хотелось такого исхода и для Джорджа Астера, правда? Значит, ты, его сын, должен быть достоин тех даров, которые ты принёс человечеству. А мы должны научиться брать эти дары, должны научиться с твоей помощью всему, что ты и твоя сестра несёте в себе, что откроет человечеству ту самую дорогу к звёздам. — Анитра указала на постамент с надписью, потом опустилась на корточки перед Кейтом, легонько погладила его по щеке:
— Ты очень дорог нам всем, — тихо добавила она. — Ты — наш инструмент, ты — наш ключ, ты — принадлежащее нам чудо, посланное звёздами в наши руки, в ответ на все наши надежды. Пожалуйста, не подводи нас. Не подводи Астрофлот!
— Ну, хорошо, хорошо. Но неужели я так сильно подведу Астрофлот и память своего отца, если просто возьму отгул на пару дней?
Анитра горько рассмеялась:
— Всё-таки ты абсолютный мальчишка, Кейт! Хочешь по-прежнему бродить по оливковым рощам с тисовым луком и играть в индейцев. А ты не забыл, что тем временем твоя сестра и твой отец томятся в плену собственного непонятного, непознанного состояния? Люди мучаются без общества людей, скованные заживо планетарными биосферами в мирах, где вообще не должно быть никаких планетарных биосфер… Ну, хорошо, после окончания сегодняшних расчётов я дам тебе отгул. Но только на ночь, на одну ночь! И чтобы никаких девушек, понятно? А пока что пойдём-ка работать.
— И всё-таки, — спросил Кейт, выходя из аллеи, — как ты ухитрилась так промёрзнуть?!
— Это нервное, — со вздохом ответила Анитра. — Мой учитель, доктор Адриен Лури, сегодня ночью покончил с собой. Воспользовался азотной камерой. Я была там, когда его вынимали оттуда… в холоде морга, в зале ритуального прощания…
Кейт остановился в безмолвии. Анитра Нилумба взяла его за руку, потянула за собой:
— Поэтому я и хочу поработать сегодня подольше. Доктор Лури много сделал, чтобы разобраться в твоей природе. И, как принято у нас, лучшим памятником ему будет продолжение его дел. Я не хочу останавливаться и думать о нём; это может лишить меня сил. И мне нужно побыстрее воспользоваться тем, чему он меня научил и чем помог. Пожалуйста, теперь ты помоги мне!
— Ну конечно же, — вздохнул Кейт.
Они проработали почти до полуночи. В половине двенадцатого в лабораторию явилась ассистентка Мэрион, выгнавшая их под предлогом обесточивания зала; Кейт знал, впрочем, что Мэрион по ночам тоже ведёт исследования. Он вспомнил, как в первые месяцы его работы здесь, в Институте экспериментальной психофизиологии Астрофлота, Мэрион несколько раз оставалась поболтать с ним наедине. Как-то раз он услышал, какой разнос ей учинила за это Анитра. «Не смей строить ему глазки, если не хочешь их лишиться! Кейт — вечный мальчишка, он никогда не вырастет в мужчину, ему не следует думать о земных женщинах! Такие, как он, живут среди своих грёз, и это для нашей сестры хорошо, пожалуй… Что ты, собственно, знаешь о нём? Что он может дать тебе? А ты, ты-то что можешь дать ему?! И не думай, пожалуйста, что он такой уж весь собой красавчик; это ведь синтетическое тело, в нём жизни не больше, чем в манекене!» С тех пор Мэрион старалась не смотреть лишний раз в сторону Кейта, а Кейт укрепился в странной мысли, что здесь, на Земле, он только мешает всем и каждому в любой своей роли — за исключением, конечно, роли подопытного объекта в разнообразных физиологических исследованиях.