Солнечная палитра

Когда выставка картин закрылась, престарелый Василий Дмитриевич всем объявил, что последнее слово художника им сказано и от дальнейшей художественной деятельности он отказывается.

В годы работы над «Евангельским кругом» он составил «Художественное завещание», в котором подробно писал о картинах этой серии, о своем рукописном труде, связанном с философией Ренана и с евангелием, о значении музыки в его жизни, но ни единым словом не обмолвился о своих пейзажах, хотя неизменно продолжал выходить на природу и писал этюды — виды Оки и других окрестностей Бёхова. До конца жизни он считал второстепенным тот род живописи, который как раз и прославил его.

Когда-то в письме к Чистякову он небрежно назвал «Московский дворик» «картинкой». А теперь каждый школьник знает это самое популярное его произведение.

Художник М. В. Нестеров высказал в своей мудрой книге «Давние дни» такую мысль:

«Никто еще не придумал прибора, определяющего качество картин и вообще всяких художественных произведений, но есть другое — как, в какой степени и мере ты возбуждал „чувства добрые“».

У наших современников чувства добрые возбуждают только пейзажи Поленова. Трагична судьба художника, который, сам того не ведая, свернул с дороги своего истинного призвания. Лишь малую долю времени отдавал Поленов тому, к чему его помимо воли звало сердце, всегда любившее природу, и прежде всего русскую природу.

28. Эллада любимая

Афины теперь большой европейский город с чудными греческими зданиями. Вчера и сегодня утром провели на Акрополе. Очень жарко, тем не менее я работаю. Вообще живопись очень облегчает мне утомление… Завтра едем в Дельфы…

Из письма В. Д. Поленова — жене

Юрий Степанович Нечаев-Мальцев — владелец на весь мир известных хрустальных заводов в Гусь-Хрустальном — был не только сказочно богат, но и тщеславен.

Третьяков основал в Москве картинную галерею; московские фабриканты Морозов и Цветков собрали замечательные коллекции лучших современных художников Западной Европы. И Юрий Степанович также решил прослыть покровителем искусств.

На его средства в Москве началось строительство небывалого музея, в котором предполагалось сосредоточить гипсовые точные копии лучших образцов скульптуры и архитектуры мирового искусства. Из верноподданнических чувств щедрый жертвователь присвоил ему имя покойного царя Александра III. Проект составил один из самых модных архитекторов того времени Р. И. Клейн, главным научным руководителем был профессор истории Московского университета И. В. Цветаев — человек передовых взглядов, видевший в музее храм, где искусство приближается к народу.

Деньги от Нечаева-Мальцева и от других желавших не отставать от него богачей меценатов полились потоком. Для оформления вестибюля понадобились колонны из желтого мрамора. Следовало бы собрать их из отдельных кусков, но Юрий Степанович решил поразить москвичей.

На Урале были заготовлены во всю длину огромные монолиты; их погрузили на специально для этого сконструированные железнодорожные платформы и привезли в Москву на Александровский вокзал^[14].

По улицам Брестской, Садовой-Кудринской, Поварской и Знаменке^[15] временно проложили рельсы; и паровоз, пугая лошадей и удивляя толпы зевак, за несколько ездок доставил колонны на Волхонку, где строился музей.

Для оформления залов предполагалось привлечь лучших художников. И первого, кого пригласил профессор Цветаев, был его давнишний знакомый Василий Дмитриевич Поленов.

Престарелого художника точно всколыхнуло. Он принял предложение с восторгом. Работать для столь примечательного музея, куда устремятся толпы посетителей, пойдут смотреть, любоваться и изучать, — такое даже не снилось. Какими скромными казались ему его собственные мечты создать маленький народный музей на берегу Оки.

Поленов выбрал самый близкий ему по духу греческий отдел. Он взялся руководить работами по оформлению зала, посвященного архитектуре древней Эллады. К этому делу ему очень хотелось привлечь своих бывших учеников, в первую очередь Коровина, а также талантливого Головина.

Когда-то дирекция императорских театров пригласила Василия Дмитриевича оформлять спектакли Московского Большого театра. Сам он отказался от этого почетного и выгодного приглашения, но рекомендовал своих «художественных детей» — Коровина и Головина. Оба они, создавая высокоталантливые красочные декорации для опер и балетов, с честью оправдали надежды их бывшего учителя. Конечно, и теперь, работая для греческого зала музея, они покажут себя во всем блеске.

Серов, узнав о планах Поленова, тоже увлекся этим начинанием.

Обрадованный Василий Дмитриевич ему сказал:

— Я не смел к тебе обратиться, но, если ты сам хочешь принять участие в этом деле, лучшего не могу желать.