Художник изобразил на ней все того же человека, что и на картине «Генисаретское озеро», — мудрого, сосредоточенного, одинокого. Только там он шел в глубоком раздумье вдоль берега озера. Здесь тот же одинокий мыслитель сидел на камне на высоком берегу озера. Он весь ушел в себя, в свои думы, в созерцание природы…
Светлое небо царит над пустынной природой; обрывистый берег, кое-где поросший кустарником, спускается к самой воде. Чувствуется тишина, только голубое озеро плещется далеко внизу. Краски разливаются на полотне мягкие, воздушные, солнечные, но не ослепляющие — настоящие поленовские тона.
Художник символически изобразил свои настроения тех последних лет девятнадцатого столетия, когда уже издалека слышался набатный колокол революции. Он хотел уйти от мира, от людей и жить среди прекрасной природы.
Иным кругам интеллигенции была близка заложенная в картине идея ухода человека в мир природы, но эта идея не захватывала передового зрителя, не ко времени она была в годы бурной смены событий.
Поленов работал неустанно и весь, казалось, ушел в «Евангельский круг»; кончал одну картину, принимался за следующую. Он замыслил десятки полотен из жизни сына плотника, нареченного Христом. И вдруг…
Письмо от Саввы Ивановича Мамонтова из Нижнего Новгорода. Давний друг страстно звал Василия Дмитриевича приехать на помощь. Толком нельзя было понять, что случилось. Стряслась какая-то беда с молодым одаренным Врубелем?
Василий Дмитриевич всегда ценил оригинальный и блистательный талант Врубеля. Он искренне любил и самого художника, чуткого, особенно чувствительного, как бы не от мира сего.
Михаил Александрович Врубель изредка посещал поленовские рисовальные вечера и всегда поражал всех своими словно сверкающими драгоценными каменьями акварелями, своим оригинальным восприятием натуры, линий, красок…
Получив письмо, Василий Дмитриевич понял одно: ему надо встать немедленно на защиту товарища-художника. И он, не раздумывая, завесил свою очередную картину из «Евангельского круга» и помчался в Нижний.
Летом 1896 года в Нижнем Новгороде должна была открыться Всероссийская промышленная и сельскохозяйственная выставка. Растущий не по дням, а по часам русский капитализм собирался показать себя во всей своей хищной силе и блеске.
Василий Дмитриевич с интересом ходил по обширному низменному пространству при слиянии Оки с Волгой. Жизнь вокруг буквально кипела. Пыхтящие буксиры подводили к пристани баржи. Грузчики с пением «Дубинушки» вытаскивали из их недр тяжелые машины, огромные ящики, выволакивали бревна, выводили скот. Спешно строились павильоны один другого ярче и вычурнее; плотники стучали топорами, визжали пилами, столяры свистели рубанками. Подрядчики то бранились, то сулили магарыч. Тысячи подвод поднимали пыль; крики, шум стояли над всей этой разношерстной толпой, босоногой и в лаковых туфлях, в лохмотьях и во фраках.
И конечно, самый предприимчивый капиталист, тот, кто в это время строил железную дорогу на Архангельск, тот, кто мечтал освоить пустынные берега Ледовитого океана и Белого моря, был в первых рядах этой толпы. В своем павильоне «Крайний Север» Савва Иванович Мамонтов собирался показать, какие неисчислимые рыбные и лесные богатства таятся на далеких холодных окраинах России.
Коровин и Серов по его поручению ездили на Белое море и на Мурманское побережье. Они привезли оттуда массу этюдов и зарисовок. Панно Коровина, показывавшие суровую природу Севера, труд и быт поморов, являлись истинным украшением мамонтовского павильона.
На выставке в отдельном просторном помещении был организован специальный Художественный отдел. Для этого павильона Мамонтов заказал Врубелю два панно — «Принцесса Греза» и «Микула Селянинович». Художник начал работать над ними в Москве в особняке Саввы Ивановича. Первое панно вскоре было почти готово, а второе никак не давалось Михаилу Александровичу. Между тем сроки подходили.
Члены жюри, назначенные Академией художеств, ознакомившись с эскизами, поняли, что сами, огромные и оригинальные, блестящие, как перламутр, панно Врубеля затмят произведения других живописцев, и… почти единогласно забраковали их.
Но Мамонтов, горячий сторонник всего нового и талантливого в искусстве, был не таков, чтобы сдаться. Он начал энергично действовать: покатил в Петербург к тогдашнему всесильному министру финансов Витте, который ему покровительствовал, и добился разрешения выставить панно отдельно.
На специально арендованном пустыре возле входа на выставку в кратчайший срок был воздвигнут просторный павильон.
Но тут дело застопорилось: решение жюри так подействовало на впечатлительного Врубеля, что он заболел нервным расстройством и просто был не в состоянии закончить свои панно. И тогда Мамонтов позвал Поленова в Нижний.
Увидев эскизы Врубеля, художник понял, что перед ним замыслы поразительные, новое слово в искусстве, и панно необходимо и закончить и отстоять, чего бы это ни стоило.