— Не знаю. Это трудно объяснить. Ты парень честный. Признавайся, разве ты любишь меня?
— Не так, как прежде.
— Вот видишь! И я не спрашиваю причины.
— Как же нам быть дальше, Гулико?
— А так... Забудем все...
— Нельзя все забыть, Гулико!
— Можно!
— Как?
— Вот я уже забыла тебя. Забыла даже, как звать.
— Меня зовут Темур!
— Простите, я вас не помню. Как ваша фамилия?
— Барамидзе, Темур Барамидзе, ваш коллега, студент четвертого курса экономического факультета.
— Нет, не помню... Вы посещаете лекции?
— А как же! Я сижу за вами, на второй парте... вы Гулико Цибадзе. Вы живете на Лоткинской горе...
— Нет, вы обознались... Извините, я спешу. Прощайте!
— Прощайте... Прощай, Гулико!
Звякнул колокольчик председателя.
— Товарищ Барамидзе, будьте любезны, обратите на нас внимание. Кажется, на комсомольском собрании факультета разбирается ваш вопрос, а не мой!
Собрание проходило в девяносто четвертой аудитории. На собрании, кроме нескольких десятков студентов, присутствовали секретарь партбюро факультета Давид и лектор права Георгий. На повестке дня стоял один вопрос: «О недопустимых действиях студента Барамидзе, выразившихся в учинении в состоянии опьянения дебоша, нанесения физического оскорбления соседской двери и словесного оскорбления соседу — ответственному работнику, которого студент Барамидзе обозвал «попрошайкой», хотя тот никогда не был замечен в попрошайничестве».
Я как обвиняемый сидел за отдельным столом у стены. Погруженный в раздумье, я не слушал, о чем говорилось в обвинительном заключении, которое читал секретарь комсомольского комитета Ушанги Кочакидзе. Это и послужило поводом для замечания председателя.
— Товарищи! — продолжал секретарь. — Указанный случай свидетельствует о том, что политико-воспитательная работа на факультете хромает! Не хромает, а прямо-таки провалена! На следующем собрании мы обсудим этот вопрос... Хватит, товарищи! Мы не хотим краснеть из-за других! Кто лекции пропускает? Барамидзе и Чичинадзе! У кого переэкзаменовка? У Барамидзе и Чичинадзе! У кого задолженность по членским взносам? У Барамидзе и Чичинадзе!
— Дорогой Ушанги! — встал Гурам. — Насколько мне известно, сегодня разбирается не мой вопрос!
— Настанет и ваш черед, товарищ Чичинадзе! — пригрозил Ушанги.
— Вот тогда и поговорим обо мне, мой золотой!
— Товарищ Чичинадзе, не учите меня! Я сам знаю, когда и что говорить! — крикнул Ушанги и посмотрел па председателя.
Тот зазвенел колокольчиком, Гурам сел.
— Товарищ Барамидзе, объясните собственно причину вашего хулиганства! — обратился ко мне Ушанги.
— Ничего я не помню. Был пьян.
— Значит, не отрицаете, что были пьяны? — спросил председатель.
— Врет он! — крикнул Гурам. — Я был там, от него и не пахло вином!
— Значит, Чичинадзе признается, что со стороны Барамидзе имело место хулиганство в трезвом состоянии?
— Ничего я не признаю! Я говорю, что Темо не был пьян. Вот и все.
— Товарищ Барамидзе, что вы скажете о заявлении Чичинадзе?
— Я же сказал: ничего не помню.
— Чем вы руководствовались, ломая дверь в квартире вашего соседа, официального лица, и обзывая его нецензурными словами?
— Наверно, была причина, потому и обзывал, — сказал Гурам.
— Какая причина, Барамидзе?
— Не помню.
— Может, вы вспомните, Чичинадзе? Или вы также были пьяны в лоск?
— Ты, дружок, выражайся вежливее, а то как стащу тебя вниз, да как...
— Товарищ Чичинадзе, ваш наглый выпад мы зафиксируем в протоколе!
— Фиксируй, где хочешь! Если ты наш товарищ, говори с нами по-товарищески! А то — «чем вы руководствовались»!.. Чего ты пыжишься?!
— Это официальное собрание, товарищ, и оно имеет свой регламент!
— Почему в таком случае здесь не присутствует официальное лицо, о котором вы говорите?
— Это вас не касается! Президиум собрания не нуждается в ваших поучениях! — сказал Ушанги, кинув взгляд па президиум.
Президиум кивком головы выразил свое согласие.
— Барамидзе, скажите, что произошло! — обратился Ушанги ко мне.
— Не скажу.
— Не скажешь?
— Во всяком случае, не тебе!
— Скажи собранию!
— Вряд ли для собрания интересны наши соседские дела.
— Значит, вы не подчиняетесь собранию? Да вы знаете, что вас ждет за это? Вы будете исключены из комсомола!
— Исключай, пожалуйста, того, кого принимал ты! А меня в комсомол принимало общее собрание!
— Хватит, товарищи! Пора кончать с подобными безобразиями! Кто учинил пьяный дебош? Барамидзе!
Кто оскорбил ответственное лицо? Барамидзе! — Ушанги начал все сначала.
— Да кто же это ответственное лицо? Покажите нам его, назовите фамилию! Что за секреты! — выкрикнула Аграфена Данелия.
— Не суйтесь не в свое дело! — Председатель предупредительно поднял колокольчик.
— Для чего же нас позвали, если это не паше дело? Тогда мы уйдем, — обиделась Аграфена.
— Вы уйдете, когда мы разрешим! Хватит с вас того, что пожаловали на собрание с напомаженными губами... И с серьгами в ушах!
— Товарищ председатель, какое вам дело до напомаженных губ Аграфены? — спросил Арчил.
— Товарищ Арчил, строим мы коммунизм или не строим? — спросил вдруг Ушанги.
— Я-то строю, а как ты — не знаю...