Солнечная ночь

— Товарищи, стыдно говорить об этом! Неужели все происходящее здесь вы принимаете всерьез? Ведь в конце концов это восьмиклассники, дети! — улыбнулся один из преподавателей.

И все же премьера не состоялась... Пионервожатая за слабую работу получила строгий выговор, а Роману Черкезишвили было запрещено сочинение пьес па тему Отечественной войны...

...Почему же до сих пор не звонят? Уже без четверти девять!..

...И преступил царь свою клятву. Труп Бакатара унесла река. И тогда дрогнули ряды аланов и хазар, и обратились они в бегство...

...Наконец-то! Звонок! Я сорвался с места, выскочил из аудитории, сломя голову промчался через университетский двор. Гурам бежал за мной... Подъезд, первый этаж, второй, третий, четвертый...

Бледная мать стояла в дверях.

— Мама! Что случилось?

— Взяли его...

Я без слов опустился на ступеньку и оторопело взглянул на запыхавшегося Гурама. Потом что-то больно кольнуло меня в сердце. Дыхание сперло. Что подумает Тавера! Боже мой, что же это такое? Тавера... Что он подумает? Что он подумает?.. В висках у меня шумело, кровь прилила к лицу.

— Нет его? — испуганно спросил Гурам.

— Нет! — ответил я, вставая.

— Войди в комнату, сынок! — попросила мать.

— Войди! — повторил Гурам.

Но я уже ничего не слышал, я спускался вниз по лестнице.

— Не надо, сынок! — преградила дорогу мать.

Я осторожно отстранил ее и пошел дальше.

— Если ты меня любишь, не делай этого, — просила она, шагая рядом со мной.

Я подошел к двери Абибо и нажал на кнопку звонка. Никто не отозвался. Я забарабанил по двери кулаком. Ни звука. Тогда я со всей силой ударил дверь ногой.

— Рехнулся? — набросился на меня Гурам.

Я оттолкнул его и стал плечом выбивать дверь.

— Выйди, покажись, мерзавец! Выйди, арестуй меня! Знаю ведь, ты дома! Выйди, негодяй! Доказал свое геройство, подлец! Выйди, арестуй меня, гадина! Попрошайка!!

— Сынок, перестань, пойдем домой! — умоляла мать.

Выбежавшие на шум соседи удивленно взирали на нас.

— Выходи, открой дверь, я плюну тебе в лицо!

Я плюнул в дверь и исступленно заколотил кулаками. Потом у меня вдруг подкосились ноги. Я сел на пол, зарылся головой в колени и заплакал.

СЕКРЕТАРЬ ПАРТБЮРО

Теймураз Барамидзе! Вот уже двадцать два года тебе светит солнце. Оно светит тебе наравне с другими, ибо «и сорняк равно, как роза, освещается лучами» — так сказал твой великий предок.

Теймураз Барамидзе! Ты, не знавший зла, был со всеми добр. Ты не знал забот, ибо не о ком было тебе заботиться. Ты любил солнце, которое грело, но не жгло тебя. Ты обожал море — оно ласкало тебя, как нежная мать. Ты любил Гулико — девушку твоей мечты, девушку, без которой ты не мог жить, которая любила тебя. У тебя есть друг Гурам — человек, который верен тебе и останется таким до самой смерти... Что же изменилось в твоей жизни? Почему с годами растут твои заботы? Почему ласковые прежде лучи солнца вдруг стали жгучими? Почему любимое море сейчас тебе внушает страх? Почему тебя больше не тянет к Гулико — к твоей милой, хорошей Гулико? Что с тобой стряслось, старина? Откуда эти сомнения, подозрения, печаль? Откуда? О, если б человек рождался столетним! Если б с годами не росли, а убывали его заботы, горе, и вместе с ними — слух, зрение, разум, и умирал бы человек беззаботным и бесчувственным, как младенец в утробе матери!.. Что? След в жизни? Ах, какой там след! След всегда один и тот же — шагаешь ли вперед, пятишься ли назад! Что? Ты не хочешь оставить след человека, пятящегося назад? Отлично! Шагай вперед! Смелее! Что? Боишься? Чего же ты боишься?!

Ничего я не боюсь! С чего ты взял? Кто сказал, что солнце жжет меня? Кто вздумал, будто море пугает меня? Кто врет, что я разлюбил Гулико? И почему ты думаешь, что с годами растут мои заботы?

Ты сам мне сказал об этом, дорогой!

Я?

Да, да, ты, Теймураз Барамидзе! Ты сказал, что боишься жизни, но не сказал почему. Не потому ли, что там, в кафе, довелось тебе заглянуть в опустошенное сердце старого Дурсуна? Быть может, плевок Абибо смутил твою душу? Не испугало ли тебя недоверие людей к твоему другу Тавере? А может, терзает тебя горькая утрата Гулико?..

.................................................................................................................................................................................

— Гулико, как давно мы не виделись, Гулико!

— Здравствуй, Темо!

— Гулико, что произошло между нами? Почему мы так охладели друг к другу?

— Не знаю, Темо.

— А все же?

— Не знаю!

— Быть может, из-за того глупого случая на море?

— Не думаю. Это скорее послужило поводом.

— Поводом?

—Да. Иначе почему мне с тех пор не хочется встречаться с тобой?

— Но ведь мы каждый день видим друг друга.

— Да, но мы ведь не встречаемся.

— Но почему же, Гулико?

— Не знаю, Темо, клянусь мамой.

— Может, ты полюбила другого?

— Нет, клянусь тебе, никого. Просто я перестала думать о тебе, ты больше не нравишься мне. Ты стал каким-то странным.

— Почему?

— Хотя бы потому, что ты не любишь меня, а говоришь так много. Обманываешь себя и меня.

— Ты так думаешь?

— Уверена. И я уже не люблю тебя.

— Причина?