Солги со мной

На каждом шагу я играл ей на руку – моя лень, моя нравственная трусость. Если бы я только не солгал насчет рейса, если бы только не украл презервативы… Не надо было сбегать из «Цирцеи», но – дело сделано. Я всегда поступаю так – всегда сбегаю. Элис с самого начала за мной наблюдала, готовила к отведенной роли, на каждом шагу пользовалась моими недостатками. Да, она заманила меня в ловушку. Но как легко я ей поддался!

Машина качнулась и замерла. Задние дверцы распахнулись, и в узком просвете появился охранник с пистолетом на бедре. За ним виднелось приземистое безликое строение с желтеющими стенами в пятнах от сырости и рядами маленьких зарешеченных окон.

– Добро пожаловать в «Коридаллос», ваш новый дом!

Я вылез, бросив твидовый пиджак на сиденье.

Глава 24

Пишу все это по ночам в камере – хочу успеть до суда, на случай, если все пойдет не так. Сам процесс письма оказался терапевтическим, прояснил мысли в голове. Я здесь уже пятнадцать месяцев. Знаете, как иногда, вспоминая случившееся, жалеешь себя, собственное скудоумие и глупость? Так вот, я не жалею. Я теперь другой человек.

Какая ирония – наконец-то есть место, которое я могу назвать своим!

Бывали у меня дома и покомфортнее, не стану отрицать. Шестеро человек в камере, а то и больше, особенно после волнений в связи с мерами жесткой экономии. Одно время исключительно неприятный наркодилер из Македонии выжил меня на пол, но теперь его перевели, и я снова сплю на матрасе. Физические неудобства – нарывы, грязь на пальцах и в порах кожи (горячей воды нет), пронизывающий до костей зимний холод, вши, псориаз, шрамы от потасовок и побоев – к этому привыкаешь. Тяжелее всего переносится психологическое давление: страх перед насилием, боязнь одиночества, чувство вины…

Суд может начаться со дня на день. Андреа Каралла, адвокат, надеется, что первое заседание состоится через несколько недель. Хотя мы до этой стадии уже доходили, и всегда приключалась какая-то задержка: терялся документ или свидетель необъяснимо слегал с недомоганием. Порой я сомневаюсь, стоят ли ее услуги тех денег, что она получает. А порой просто благодарен. Она – дурнушка с густыми нависшими бровями, обожающая суровые черные костюмы и истово зализывающая назад волосы. Слишком крута для меня, слишком хороша. Она не красится, и – я заметил на прошлой неделе, когда она потянулась через стол, чтобы взять мою руку, – грызет ногти. Но она добрая, умная и внимательная, и у нее чудесные карие глаза. Если бы я не был прикован к стулу, положил бы голову ей на колени. Господи, от одной мысли об этом наворачиваются слезы…

Дух мой не сломлен (фраза, которую полагается вставлять в мемуары такого рода). Я все еще надеюсь на свободу. По двум нашим делам есть подвижки. Во-первых, Каралла уверена, что обвинение в нанесении телесных повреждений женщине, которую, как нам теперь известно, зовут Грета Мюллер, до суда так и не дойдет. Мы убеждены, что именно Элис уговорила ее подать в суд. По иронии судьбы, это единственное преступление, в котором я в некоторой степени виновен. Я на самом деле толкнул дверь трейлера, угодив ей в лицо, и, хотя не имел намерения ее ранить, в том движении были агрессия и сила, желание произвести впечатление, которым я отнюдь не горжусь. Каралла говорит, это не важно. Мюллер не так-то просто найти. Сейчас она покинула Грецию; собственно, в настоящее время она в Амстердаме, на музыкальном фестивале «Кубок каннабиса». Хозяин супермаркета в Стефанос охарактеризовал ее как мелкую воровку. Даже если она вернется свидетельствовать против меня, Каралла считает, что доверие к ней подорвано ее «образом жизни». Ничего не поделаешь – так же, как мои личные качества играют против меня, когда я невиновен, ее – играют против нее, когда виноват.