– Что ему вообще там делать?!
– Хочу и пойду. Это свободная страна.
– Пить тебе нельзя! И никого ты не подцепишь!
– А может, подцеплю.
– Ну, тогда не зови меня детей нянчить!
Я решил, что самое время покурить, отодвинул стул и вышел на улицу.
Зажег сигарету, прислонившись к столбику ресторанного навеса. Эндрю беседовал с Софией.
– Как поживает внучка? – спрашивал он с притворным интересом, вводя ПИН-код.
– В Элунде устроилась на работу в туристическом бюро.
– Чудесно. – Эндрю вытащил карту. – Просто замечательно.
Я отвернулся. Около магазина напротив трое британских парней с татуировками во всю шею, дурачась, запихивали своим девушкам лед под футболки.
– Балда! – взвизгнула одна из них.
– Что ж, ладно… – произнесла подошедшая ко мне Элис.
Я бросил сигарету и затоптал ее каблуком.
Раздраженные Фиби и Дейзи направились на другой конец поселка, где сверкали огни и громыхала музыка. Луис, отстав на пару метров, вальяжной походкой двинулся следом, изображая из себя крутого. Задний карман его брюк оттопыривался. Я решил, что это пачка сигарет.
– Думаешь, обойдется? – спросила Элис.
– Конечно! – ответила Тина. – Они обещали держаться вместе. – Она посмотрела на Элис в упор и выразительно произнесла: – Ничего не случится. Нельзя так думать только потому, что… – Сжала ее плечо. – Все будет в порядке!
– Ну что, домой? – Эндрю стоял рядом и засовывал бумажник в задний карман. – Пора баиньки. Где мальчишки?
– Кажется, ищут крабов на моле, – ответила Элис. – Сейчас позову.
Парни перешли дорогу, размахивая руками и что-то горланя. Одна из девушек чуть не рухнула на меня.
– Привет! Еще раз…
Северо-английский акцент, большой красный рот и тугие косички. Девушка из автобуса, Рита Ора в порванных сланцах. Хотя теперь она была босиком, видимо, окончательно махнула на них рукой.
Я вернул ее в вертикальное положение, и она, шатаясь, пошла дальше. Эндрю вскинул бровь.
– Знакомы?
– Если бы…
Сквозь толпу к нам пробивалась Элис с ребятами. Перед ними шла группа девчонок – идиотские высокие каблуки, коротенькие топы, пряди волос у лица. Трещали на немецком. Сколько им? Пятнадцать, максимум шестнадцать, хотя выглядят старше. Я взглянул на Эндрю. Тот наблюдал, как они приближаются к нам неверной походкой. Выражение его лица было мрачным и ничего не выражающим.
Он поймал мой взгляд и смущенно пожал плечами, а потом взглянул не на Тину, а на Элис – убедиться, что она не заметила.
Я рассчитывал на секс, однако заснул, не успев даже раздеться, не говоря уже о том, чтобы раздеть Элис. В какой-то момент послышалась возня в ванной, плеск и позвякивание у раковины, но глаза мои страшно слипались, и, не пробудившись окончательно, я погрузился в такое плотное, тяжелое и вязкое забытье, что потом гадаешь, не под кайфом ли ты.
Что разбудило меня несколько часов спустя? Жажда? Жара? Звон комара над ухом? Я лежал на простыне неподвижно, в одежде. На потолке жужжал вентилятор. Вдалеке лаяла собака. Притихла и снова залаяла.
В жаркой комнате царил кромешный мрак. Ты буквально забывал, открыты у тебя глаза или нет. Элис не шевелилась. Я как можно тише повернулся к ней спиной, передвинулся на прохладный кусок подушки. Меня разбудило что-то неприятное, и потребовалось несколько секунд, чтобы понять. Когда наконец вспомнил, с новой силой накрыла волна ужаса. Флорри! Она умерла!
Я повернулся лицом к Элис, жаждая человеческого участия, и протянул руку. Теперь я был бодр, сна ни в одном глазу. Одновременно я понял, что возбужден – внизу живота напрягся, готовый разжаться, кулак.
Рука ничего не нащупала. Я пошарил рядом, тут и там – сморщенная простыня, гладкая подушка, пространство, где только что было ее тело, волосы, лицо, рот. Где она…
Я сел на кровати и уставился в черноту. До этого я мог поклясться, что она рядом. Или задремал на несколько секунд, она за это время встала, и мне только казалось, что я слышу ее легкое дыхание? А может, вообще не ложилась…
Перекатился на ее место, зарылся лицом в подушку и втянул воздух. Знакомый легкий аромат инжира и айвы. Мысль о внутренней поверхности ее бедер. Я со стоном пошарил в поисках выключателя, не нашел и встал.
Дверь на террасу была приоткрыта. Ночной воздух полоскал занавеску в такт движению вентилятора. Я пересек комнату, ударившись голенью о ножку кровати, и вышел на террасу. Снаружи было немного светлее: серпик луны, точно состриженный ноготь, черные тени кустарника и деревьев. Собака не унималась – здесь ее отчаянный лай слышался громче. Просто невероятно, как можно заходиться так без перерыва!
Какой-то звон и всплеск. Я навострил уши. Смех… Она плавает? С кем?
Босиком прошел мимо длинного стола, кухонной двери с деревянными ставнями, обогнул узловатое дерево с компакт-дисками и вышел к тропинке. Начал спускаться по неровной, каменистой дорожке, ударился пальцем о камень или торчащий из земли корень. Наверное, ойкнул. Запрыгал, приподнял ногу, разглядел каплю крови над ногтем. Снова смех со стороны бассейна.