Солги со мной

– Бедный Эндрю! – повторила Элис и тронула его той самой ладонью, которая только что ласкала мое бедро (Тина при этом убрала руку с его плеча). – Дело не в сравнениях. В каком-то смысле это даже хуже – она была рядом с тобой почти всю твою жизнь. Ты как старший брат чувствовал ответственность. Наверное, потому и мучаешься. Не надо! Ты не виноват! Жуткая трагедия. Ужасно несправедливо! Почему это случилось с твоей сестрой? С моим мужем? Оба ушли такими молодыми…

– Глупо, да? Но она здесь! – Эндрю ударил себя кулаком в грудь. – И так будет всегда!

Перед глазами возник образ его сестры, Флорри. А может, и не Флорри вовсе, а Дейзи: мальчишески короткие вихры, пухлые губы, нежная улыбка. Интересно, это Флорри умерла или у него была еще другая сестра? Флорри… Неужели она?! Если так, почему никто мне не сказал? Недавно или уже давно? Я знал и забыл? Можно ли такое забыть?

– Милая Флорри… – произнесла Элис и тоже приложила руку к груди. – Я тоже никогда ее не забуду!

Значит, все-таки Флорри… Почему я не слышал? Когда она умерла? Как? Стремительно прогрессирующий рак груди, лейкемия… Отчего еще умирают в молодости? Хотелось выяснить, но я не мог придумать, как спросить, не показавшись толстокожим. Неудобно сознаваться, что я не знаю или, того хуже, забыл. Я ощущал странную тревогу. Мы не были особенно близки. Бутылка вина на травке воскресным вечером; джаз в «Синем вепре», вечеринка – чей-то день рождения (возможно, ее). Вероятно, секс. Да, наверное, мы переспали. Синеватый отблеск на ее коже от лампы в студенческом общежитии, гусиная кожа, суровое тонкое одеяло. Встречались несколько раз. И моя реакция была связана не с ней, а с самим собой. Смерть выбивает из седла, даже если ты плохо знал человека. Ощущаешь свою бренность, дыхание дьявола в собственный затылок.

– Чудесный был человек, – произнес я. – Я рад, что мы были знакомы.

Все трое уставились на меня в крайнем изумлении.

– Знакомы? – удивилась Тина и посмотрела на Эндрю: – Почему ты не сказал?

– Да, в Кембридже, – ответил я. – Она поступила годом позже.

– Двумя годами, – поправил Эндрю.

– Да, конечно.

– И вы встречались, – добавила Элис со странной улыбкой. – Ты ее хорошо знал.

– В самом деле? – удивилась Тина.

– Зависит от того, как понимать «встречались», – возразил я. – Все было не настолько серьезно.

За соседним столом визгливо засмеялась какая-то дамочка.

Тина взглянула на Эндрю.

– Впервые слышу.

Игнорируя ее, он вскинул брови и произнес:

– По-моему, Флорри думала, что вы встречаетесь.

– О!.. – Я глуповато засмеялся. – Ну, говоря современным языком, мы просто общались, без обязательств. Хотя я согласен – она была супер.

Супер… Зачем я только это сказал! Слово совсем не из моего лексикона. Наверное, потому, что я действительно ее толком не знал. Наши отношения были на самом деле несерьезными, но теперь признаваться было не к чему.

– Очень необычная… Веселая такая… Не забудешь… – промямлил я.

Хотя, разумеется, я забыл. Дерьмо! Разговоры о смерти заставляют волноваться и нести чушь.

– Ты ей нравился, – промолвила Элис все с тем же непонятным выражением лица. – Она мне про тебя писала, только о тебе и говорила.

– А почему я-то об этом ничего не знаю? – снова спросила Тина.

Элис неподвижно сидела, откинувшись на спинку, и я вдруг подумал, что она, наверное, не в восторге от мысли обо мне с другой женщиной. Ревнует.

Ободряюще улыбнулся.

– Это было очень давно!

Эндрю настоял на том, чтобы оплатить ужин.

– Нет-нет, моя очередь. – Он перехватил у Элис тарелку со счетом.

– Фу, какой ты! – пожурила она.

– Ты платила вчера.

Отмахнулся он и от бумажки в десять евро, которую я держал между пальцев.

– Моя очередь, Пол. Заплатишь в следующий раз.

В следующий раз? Господи, только не это! Весь огромный счет!

Он отправился с кредиткой к кассе, у которой сгорбилась пожилая женщина. Дейзи и Фиби вернулись из дамской комнаты. Дейзи не изменилась, если не считать красной помады, а вот Фиби включила «повышенную передачу», наложив тональный крем и ярко подведя глаза. Не исключено, что она добивалась образа египетской богини, но вышло больше похоже на шлюшку из Сохо. Остановились у стола поторговаться, до которого часа их отпускают.

– Мы же на отдыхе! И это Агиос-Стефанос! Тут безопасно! – уговаривала Дейзи.

– В двенадцать, – твердо ответила Элис.

– Дурдом! Вечно ты трепыхаешься не пойми из-за чего! – вспылила Фиби.

– Не трепыхаюсь и не вечно.

– Элис, отпусти, – заступилась Тина. – Им уже восемнадцать.

– Ладно, в час. И ни минутой позже.

– А я? – У стола нарисовался Луис. – Я тоже иду!

Он был все в той же черной толстовке и фиолетовой бейсболке, надетой задом наперед (на козырьке написано «Главный»). На поясе болталась массивная серебряная цепь.

– Что, правда? – встряла Фиби. – Зачем? Мам, скажи, что ему нельзя с нами!

Луис сделал шаг вперед.

– Скажи, что можно!

Фиби слегка толкнула его ладонью в грудь. Он отпихнул, дернув плечом. Серебряная цепь хлестнула ее по голой ноге.

– Ой! – охнула она.

– Конечно, можно. – Элис примирительно протянула к ним руки. – Будешь благоразумен, да, Луис? Ты уже выпил пива. Больше ни капли.