— Умница. - Он подается вперед, мило чмокает меня в кончик носа и уходит, на ходу избавляясь от рубашки.
Я схожу с ума? Что из событий прошлого часа было реальностью, а что - плодом моей больной головы?
Глава семьдесят третья: Венера
Глава семьдесят третья: Венера
— Я не буду обманывать вас и говорить, что ситуация… штатная.
Мы с Олегом сидим на диванчике в новеньком медицинском центре, где вот уже несколько дней я изображаю послушного подопытного кролика, давая делать новые порции снимков, выкачивать из себя литры крови для анализов и безропотно терплю разные, иногда противные процедуры.
Как сказала одна из медсестре, которая приставлена ко мне, чтобы курировать этот процесс: «Ваши эти итальянцы такого понаписали - странно, что вас не в гробу привезли после их «компетентного заключения».
Спорить я не стала, потому что за все время в итальянской клинике ни разу не чувствовала себя ни униженной, ни подопытной. Чего, увы, не могу сказать сейчас. Но что еще мне остается, если я собственными ушами слышала слова Олега, что его жену должны обследовать на двести процентов и отыскать любую возможность как можно быстрее поставить ее на ноги. Он говорил это, сидя рядом, держа мою руку в своей, но как будто в этот момент физически я была где-то на Марсе.
— Это все, что вы можете сказать? - Олег слегка подается вперед - и я рада, что сегодня он не в духе с самого утра, поэтому не корчит примерного мужа и садится немного в отдалении. Его разрушительная энергетика настолько мощная, что вызывает новую волну ломоты во всем теле. - Три дня постоянных «важных анализов» - и вы заявляете, что ситуация нештатная?!
Доктор, который сидит перед нами - Роман Сергеевич Вершинин, один из лучших специалистов в своей области. Когда я сказала Ольче, что именно он будет заниматься моими ногами, сестра сразу сказала, что мне очень повезло и я в надежных руках - половину клиентов, которые ходят к ней на лечебный массаж, на ноги поставил именно Вершинин. И добавила, что даже просто на консультацию к нему очередь расписана на несколько месяцев вперед. И снова добавила, как мне повезло, имея ввиду, конечно, связи и деньги моего мужа, без которого не случилось бы это чудо.
— Олег Викторович, - доктор терпеливо ждет, пока с Олега схлынет первая волна негодования, - я понимаю, что вам могут быть крайне неприятны мои слова. Поверьте, вы не единственный пациент, который, наслушавшись отзывов о моем чудодейственном лечении, рассчитывает на более… позитивный итог.
— Да, черт побери, именно на это я и рассчитывал. - Муж немного успокаивается и снова откидывается на спинку дивана, изображая что-то отдаленно похожее на терпение.
— Не в моим правилах кормить пациентов ложными надеждами. - Говоря это, Вершинин смотрит уже на меня, и я безошибочно угадываю в этом некий намек готовиться к худшему. - Потому что ситуация очень и очень сложная. Полагаю, Вероника не первый год в балете и должна иметь представления о рисках и профессиональных травмах балерин.
Я сдержанно киваю. Все мы, конечно же, знаем, но каждая надеется, что именно ей повезет отделаться легким испугом. А некоторым, как мне, «прилетает» и по второму разу.
— Хотите сказать, что диагноз итальянцев - окончательный? - Олег все-таки не в силах держать рот закрытым. Он всегда и все держит под контролем, в том числе - тон любого разговора.
— Хочу сказать, что операции не избежать, - спокойно констатирует мужчина. - Сложной операции, которая все равно не даст никаких гарантий на полное восстановлениес. Вы понимаете, Вероника?
Мы несколько резиново-длинных секунд смотрим друг на друга и я, едва заметно, согласно качаю головой.
Говорят, молния не попадает дважды в одно и то же место. Но в меня она оба раза попала прицельно точно. Первый раз я выстояла и не сломалась, но я ведь не молния, чтобы повторить тот же самый фокус?
У меня было достаточно времени подготовиться к самому плохому прогнозу. Еще с первого дня в итальянской клинике, когда я своими глазами видела и опухшую ногу, и посиневшее колено, было понятно, что ситуация серьезная. Потом были анализы и неутешительные выводы о необходимости оперативного вмешательства. Итальянцы сразу сказали, если я захочу делать это в их клинике, они все равно не дают никаких гарантий. Потом я вернулась домой, не имея ни малейшего представления, что буду делать дальше. И, казалось, именно тогда ко мне пришло смирение - мне больше никогда не танцевать на большой сцене. Но я продолжала верить, что смогу хотя бы ходить самостоятельно.
Слова Вершинина свистят в воздухе как замах топора, которым он немилосердно сносит голову моей последней надежде. Было бы глупо отрицать, что в эту минуту я не чувствую себя на грани отчаяния.
— Я хочу, чтобы моя жена снова ходила и вернулась на балетную сцену.