Сольфеджио любви

Он никогда прежде не задумывался, даже не замечал, как Инночка выглядит.

Как-как? Как обыкновенная девчонка – губы, глаза, ресницы, брови, ножки.

Ага, просто губы!

Наверно, в них всё дело.

Если бы не тот поцелуй.

Обязательно нужно её разглядеть, запомнить каждую приметную чёрточку.

Запомнить.

Волосы у неё светлые, в мелких кудряшках, это точно. А глаза?

Да кто его знает, какие они. Никогда не вглядывался, не было повода. Они никогда внимательно не смотрели друг на друга.

Разговаривали, держались за руки, смеялись, только и всего.

Теперь есть, есть повод узнать про Инну всё. И желание познакомиться с мелочами подробнее, ближе, тоже есть.

На первой же перемене ребята не сговариваясь выскочили на улицу, скрылись за школьным гаражом и обменялись, держась за руки, пристальными, не совсем обычными взглядами, вопросительными что ли.

– Я хочу, – начал застенчиво, трогательно смущаясь, Артур, но не успел закончить заготовленную, отрепетированную фразу.

– Я тоже. Представляешь, Артурчик, всю ночь не спала. Из-за тебя, между прочим. Только и думала о вчерашнем. Кстати, ты после этого губы вытер. Я видела. И обиделась, между прочим.

Артур вспыхнул, робея и изумляясь незаслуженной претензии.

Ведь и она тоже так сделала.

Тем не менее ребята не сговариваясь снова срослись губами.

Только не знали, куда девать при этом мешающие руки.

Этот этап ещё только предстояло освоить.

Справиться бы сейчас с непослушными губами, с клокочущей кровью, гулом в ушах, и трясущимися коленками.

Времени до конца перемены оставалось всего ничего, а губы, такие карамельно-сладкие, таяли, как леденец, наполняя рты волнующей сладостью.

Отпрянув друг от друга, отдышавшись, ребята увидели изумлённые, то ли испуганные, то ли восторженные лица, похожие на перезревшие помидоры.

Пот на лбах, выражение недоумения, желание повторить.

Всё смешалось, но нужно было срочно заканчивать эксперимент, и они побежали на урок.

За руки взяться теперь постеснялись, потому, что мир вокруг изменился.

Не дети уже.

Им казалось, что все-все знают об их греховной тайне, о запретном, но желанном  поцелуе.

Немое обвинение окружающих представлялось неудобным, стыдным, словно застали их за чем-то неподобающим.

То, что у них горели уши, никому не показалось необычным или подозрительным. Перемена  есть перемена.

Мало ли – набегались дети.

У них теперь было сокровенное знание, интимная тайна, которую могут знать лишь двое.

Артур с удовольствием и благодарностью отметил в уме, что на этот раз Инночка не вытерла губ.

Он, кстати, тоже.

Сидя на уроке мальчишка незаметно задирал верхнюю губу, пытаясь понять, чем она пахнет.

Странно приятное ощущение во рту, когда они нечаянно соприкоснулись языками, подействовало как разряд батарейки, если замкнуть оба контакта.

Щекотно, немного кисло, но удивительно приятно.

Открыто и пристально смотреть на Инночку теперь представлялось постыдным.

Артур написал девочке записку: “Кажется, я в тебя влюбился”, – но отправить её не решился, вдруг, кто перехватит.

Уроки тянулись как томление на больничной койке.

Артуру было не понаслышке известно это неприятное ощущение.

На переменах они намеренно демонстративно стояли отдельно, старательно изображая полное безразличие.

Голова от переживаний шла кругом.

Рассмотреть Инночку подробно, нарисовать для себя её выразительный портрет, никак не получалось.

Подружка отчего-то застенчиво горбилась, смущалась, краснела, двигалась неловко.

Это была та же, но в то же время совсем  другая девочка, точнее, теперь уже девушка, его девушка.

Ведь и она тоже целовалась. Значит, тоже стала взрослой.

Артур, тем не менее, её не узнавал.

Светлую головку, как и прежде, венчали те же кудряшки. Обычное, как всегда, школьное платьице, передник с рюшами, скромные ботиночки, начищенные до блеска.

Казалось бы – ничего необычного. Но это совсем не так.

А эти изящные, совсем не детские формы: выпуклая попа, узкая талия, округлые коленки, рельефная грудь?

Не было их вчера, точно не было.

Её облик стал волнующе притягивать, соблазнять, манить.

Неожиданно появившиеся из небытия изгибы хотелось трогать, обнимать, ласкать.

Пусть не на самом деле, хотя бы в воображении, это тоже очень приятно.

Артур представил себе, как проводит ладонью по её груди, оглянулся невольно, почувствовал, как пылают уши, словно украл чего, или набедокурил.

Что-то во всём этом чувственном шаманстве было не так.

Не так, как всегда.

Инночка сегодня слишком долго учила уроки.

Артур ждал и ждал, как всегда безропотно сидя на скамейке под окнами, а она всё не выходила.

В голове роились мысли, – что я сделал неправильно!

Или все-таки застукал кто-то за гаражами, сообщил её родителям?

Да не было там никого, не мог никто подсмотреть.

Отчего-то стало жалко себя, захотелось плакать.

Неизвестность стала совсем невыносимой.

Артур махнул рукой, безвольно опустил голову и поплёлся, решив, что всё кончено.

Он потерял подругу, вот что главное.

Нельзя было с ней так поступать.

Нечего было лезть с поцелуями.

Теперь придётся извиняться, просить прощение.

Кто знает, чем его вольность может закончиться.