Солдаты неба

К фронту подлетела девятка «юнкерсов» под прикрытием восьмерки «фоккеров». Василий Иванович понял, что сейчас самое главное — отсечь истребителей противника от бомбардировщиков: иначе нельзя выполнить задачу. И он, не колеблясь, взял эту задачу на себя с напарником, а другую пару послал на бомбардировщиков. Все шло хорошо. «Юнкерсов» уже принудили сбросить бомбы и начали преследовать врага.В это время напарник Рогачева попал под удар «фоккера». Василий Иванович спас товарища, уничтожив «фоккера» раньше, чем тот успел открыть огонь. Однако другой вражеский истребитель сумел подобраться к Рогачеву. Он вместе со своим «яком» упал на правый берег Днестра, у села Незвиско Городненковского района…

В предмайский день мы поднялись в воздух, как жаворонки, — с рассветом. Восточная сторона неба уже широко розовела. Западная еще куталась во мгле, тускло мигали угасающие звезды. Внизу темнотой стлалась земля. Ночь таяла, но в ней еще красно-синими факелами заметно было дыхание наших «яков».

Пройдено сто километров, солнце смахнуло с земли последние следы тени. Внизу все засияло утренней свежестью. И только дымки артиллерийских разрывов напоминают, что на земле идет бой. Он может в любой момент вспыхнуть и в воздухе. Хотя натиск противника здесь, в междуречье Днестра и Прута, и ослаб, но враг еще тужится оттеснить наши войска от Карпат и этим оттянуть наступление на Балканы. Чтобы сломить его сопротивление, сейчас и наносится большой удар с воздуха по атакующим войскам противника.

Под нами плывут длинные колонны бомбардировщиков «Туполевых» и «петляковых» с истребителями прикрытия. Ниже них, словно, скользя по земле, идут большие группы штурмовиков Ил-2, и тоже с истребителями. В небе сейчас более четырехсот советских самолетов.

Задача нашей шестерки — бить фашистских охотников. У них при таких массированных действиях пиратская тактика — внезапные и быстрые наскоки сверху или же снизу. Снизу их ждет эскадрилья Сачкова, а мы здесь, на высоте.

На фоне снежных Карпат появились две точки. Вскоре они прояснились — «фоккеры». Мы готовы к встрече, но… Не верю своим глазам: «фоккеры» почему-то шарахнулись назад. Что за фокус? Может, фашисты подставили себя под удар умышленно, чтобы мы погнались за ними, а в этот момент по нас ударят другие истребители?

Оглядываюсь. Кроме наших, никого. Понятно. Враг растерялся. Такой момент нельзя не использовать. Сверкнул огонь, и один «фоккер» вспыхнул, другой взметнул вверх, но меткая очередь Алексея Коваленко догнала его.

Не меняя курса, продолжаем полет.

Кончили работу наши бомбардировщики и штурмовики. Ушли домой и все наши истребители. Над фронтом остались только мы шестеркой. Горючего у нас хватит еще надолго, но утомились глаза. Они уже больше часа, пересиливая слепящую яркость утреннего солнца, обшаривают пространство и, отяжелев, потеряли подвижность.

До конца патрулирования осталось две минуты. От мысли, что сейчас возьмем курс на Тернополь, я испытываю блаженную, усталость, хорошо знакомую послебоевую спутницу. И тут, словно плетью по обмягшим нервам, ударили слова с командного пункта земли: сходить к Станиславу и разведать аэродром.

Чтобы побыстрее выполнить задание, я решил обогнуть город стороной и с вражеского тыла пролететь над его южной окраиной, где находился аэродром. И домой.

Очевидно, от усталости я в этом маневре забыл о зенитной артиллерии. Зато она напомнила о себе, встретив нас ворохом черных бутонов. Я бросил машину прочь от пахнущих смертью «цветочков». Не задело. Но что это? На моих глазах снаряд разорвался прямо в самолете Хохлова, окутал его щепками и черным дымом.

Нет больше Ивана Андреевича, четко отметило сознание, опережая события. Виновник его гибели только я. Вот уж истина, что на войне спешка в смерти человека играет не меньшую роль, чем глупость и бездумье.

Из черного облака разрыва показались крылья. Потом кабина, мотор… Передняя часть самолета осталась целой, и даже крылья не рассыпались. Что стало с летчиком?

Вот появился и хвост «яка». Он как бы привязан и летит за крыльями. А где фюзеляж?

Подлетев ближе, я разглядел, что снаряд снес половину фанерного покрытия фюзеляжа и выпотрошил его. Хвост держался на оставшихся металлических трубах — лонжеронах, казавшихся теперь ниточками. Кабина летчика цела, цел мотор, и диском серебрится вращающийся винт. Значит, мотор работает. А вот и лицо летчика. Безжизненное.

А между тем неуправляемый «як», опустив нос, переворачивается и сыплется вниз. Хохлов, если и придет в себя, все равно уже не успеет выпрыгнуть и раскрыть парашют: земля рядом. Какой она кажется сейчас коварной, безжалостной! И мы ничем не можем помочь товарищу. Нам остается одно — проследить его последний путь.

Ужасно тяжелый момент. Мучительный. Он усиливался тем, что я понимал: в несчастье моя вина. Я повел группу через аэродром без всякого противозенитного маневра. И вот расплата. Сейчас все увидят гибель Ивана Андреевича. А зачем всем смотреть на смерть?