Солдаты Армагеддона

— Господин генерал, это все хорошо, точнее даже прекрасно, вот только давайте перейдем к делу. Я там скидочку у покупателя выбил, и, как мне кажется, кое-кому за это причитаются комиссионные. Вот и хотелось бы узнать, сколько и в какой форме я получу свою долю…

Дер Тераном некоторое время с интересом меня рассматривал, потом захохотал, откинувшись на спинку кресла. Причем смеялся он от души, как это может делать довольный жизнью человек. До этого он и так всем своим видом показывал, как он успешен — тут понять можно, благодаря его вмешательству и прозорливости, удалось провернуть операцию, влияющую на ход войны, и в этом только его заслуга.

Отсмеявшись, он резко перешел на деловой тон, и этот контраст заставил меня вздрогнуть, и он, гад, это заметил и чуть усмехнулся:

— Знаешь, Максим, если б ты этого не спросил, то я бы в тебе разочаровался. Не тот ты человек, чтоб не просчитать все возможные выгоды. Но тут я с тобой согласен — заслужил. А твоя последняя операция по освобождению капитана Хартана и двух его людей выше всяких похвал. Даже я не ожидал от тебя такой прыти и расчета. Устроить на станции серию терактов, штурмом взять полицейскую тюрьму, уничтожить своих же наемников, выдав их за имперских боевиков, да еще каждому в коммуникатор вложить чуть ли не личное дело твоей знакомой Мартаны, с биометрической картой и, главное, с голограммой в форме дальней имперской разведки. Это, кажется, то, что ты хранил у себя на кристалле памяти, подарок твоей подружки из дальней разведки? После такого имперский след никто отрицать не сможет. Да еще завербовал агента, который, по слухам, после «гибели» своего руководства, сделал резкий рывок по карьерной лестнице и, возможно, станет заместителем начальника полиции станции. И что самое интересное, он теперь наш с потрохами. Я, Максим, тебя начинаю побаиваться…

Теперь я усмехнулся:

— Не думаю. После ментоскопирования вы считаете, что знаете меня как облупленного. А тут все проще — выполняете свои обязательства, я работаю в команде, предаете — выкручусь, выживу и накажу.

Опять пауза. Генерал пытливо смотрит мне в глаза и прекрасно понимает, что я не шучу. Сейчас я говорил именно то, что думаю. И это ему не понравилось. Теперь я был для него не подчиненный, обязанный ему всем, а в некоторой степени партнер, может быть, намного младший по статусу, но все-таки партнер, с которым нужно соблюдать определенные договоренности. Ох как ему это не нравилось, но терять СВОЕГО землянина он пока не хотел. Это был мощнейший козырь в его рукаве в борьбе за очередную ступеньку карьерной лестницы.

Разговор перешел в другое русло, мне были раскрыты интересные перспективы, но все равно остался какой-то гадливый осадок, и я знал наверняка, что рано или поздно придет такой момент, что генерал меня сольет, главное, чтоб предложили соответствующую цену. А это значит, что в будущем нужно готовиться к этому событию и всегда ожидать какой-нибудь подлянки. А мой собеседник понял, что я понял это, и весь разговор пытался как-то развеять сложившееся впечатление, но у меня всегда было так — или друг, ради которого хоть в огонь и в воду, или кто-то другой: враг, товарищ, партнер, но только не друг. Вот генерал уже был для меня кем-то из этой второй категории. Почему так, не знаю, будем считать это моей особенностью. Но жить дальше-то надо…

После операции меня возвратили обратно на планету, где располагалась Академия, выдали справку, что долго болел, о чем подтверждал мой нездоровый и вымотанный вид, и, для порядка предложив небольшой отпуск и с удовлетворением выслушав отказ, вернули к учебе.

Тут почти ничего не изменилось, ну разве что усмешки великовозрастных детишек, одетых в форму и готовящихся стать пушечным мясом. Пару дней они пытались хохмить над моей неуклюжестью — попасть под электромобиль в их понимании это было позором, но я отмалчивался, и им это просто надоело. Одна Маша знала, что я был на боевой операции, но спрашивать не решалась и частенько бросала на меня задумчивые взгляды: за эти дни я сильно изменился — хладнокровно убивать людей это не так уж просто, и она своей женской интуицией это чувствовала.