Солдаты афганской войны

Наконец-то караул сняли с усиления и пришла пересмена. Но не зря говорят, что беда редко приходит одна. Когда разряжали оружие, я автоматически выполнил все эти нехитрые операции с автоматом, не отстегнув магазин. Ночную тишину прервала короткая очередь и два трассера ушли в небо. Если бы это произошло днём — ничего страшного — случайно стреляли довольно часто и к этому уже привыкли. Но была глубокая ночь, и выстрелы переполошили всю округу. В темноте раздались команды:

— Подъём! Тревога!

— Караул на усиление!

На этот раз по тревоге подняли весь полк! Забегали погранцы и аскары[6]! Шуму было много. За грубую оплошность меня тут же сняли с караула, а пошатнувшимся здоровьем занялись в тот же день — отправили в наряд по роте вне очереди. Так я ходил в наряд по роте вместо караула три раза подряд. За это время организм одолел хворь полностью, а я для себя хорошо усвоил старую добрую истину, что голова дана не только для того чтобы есть.

Наградные

К середине февраля обстановка несколько стабилизировалась. Пришло время вспомнить об успешно проведённом в декабре перевороте, чтобы наградить отличившихся. Хижняк собрал у себя зам. комвзводов и отдал распоряжение:

— К ужину на весь личный состав надо написать наградные. Чтобы никого не пропустили! Все проявили себя достойно, храбро, и с честью выполнили свой долг. Так что отметить надо всех без исключений.

Сержанты разошлись по взводам, перепоручив это хлопотное занятие молодым. Еремеев для этого дела специально подозвал меня:

— Пиши наградные на всех в нашем отделении. К вечерней поверке всё должно быть готово!

— Есть! А как их писать?

— А меня это е..ёт? А? Давай строчи, как хочешь, без разницы. И чтоб всё путём было! Ты у нас самый грамотный. В университетах учился — вот и вперёд. И не дай бог, если мне орден не достанется! Ясно?

— Так точно, ясно.

Поначалу пришлось довольно долго пыхтеть, сочиняя первый подходящий текст. Но помаленьку я вошёл во вкус и строчил наградные как на конвейере:

"…рядовой такой-то, при наступлении, пулемётным огнём подавил огневую точку противника и занял выгодный боевой рубеж. Надёжно прикрывал идущих в атаку…"

В действительности все из нашего отделения особых подвигов не совершали — как и я, они лежали в укрытиях, сами не зная где, и только метились из автоматов. Потому, чтобы отделение выглядело более достойно, пришлось положиться на воображение:

"…сержант такой-то с криком: "Ура!" — первым поднялся в атаку и броском гранаты подорвал группу вражеских солдат. В рукопашном бою смело и решительно действовал штык-ножом и прикладом, уничтожив ещё трёх солдат противника…"

В наградной на самого себя я не стал излагать, как без толку пролежал на холодной земле, так никого и не увидев, а с упоением расписал, как ефрейтор Бояркин сдерживал наседающие на нас — стоящих в резерве — вражеские цепи, и как метким огнём принудил противника залечь и отступить. Естественно, что при этом противник понёс значительные потери.

Хоть я и старался уложиться в разумные рамки, но всё равно по моим наградным выходило, что наше отделение уничтожило в ту ночь никак не меньше сорока солдат неприятеля.

Все в роте, кто в тот день писал наградные, строго придерживались одного главного правила: кто отслужил больше — тот и врагов укокошил больше, а кто служил меньше — соответственно и ухлопал врагов поменьше. Вечером сержанты собрали наградные и отнесли ротному, а тот сдал их в штаб. Так как никаких замечаний по ним не поступило, я понял, что абсолютно все эти наградные — сплошная фикция. Из них узнать правду о действительных событиях невозможно.

Караульная служба

Два первых месяца у нас в батальоне ещё не было организовано отдельного караульного помещения, и после смены, кто отстоял на посту, шли отдыхать во взвод. Но случалось и такое: в ночное время, чтобы не прерывать свой здоровый дембельский сон, деды посылали вместо себя на пост молодых. Обычно, загодя предупредив разводящих сержантов, кого следует поднимать на пересмену, деды спокойно дрыхли без перерыва всю ночь напролёт.

В один из вечеров, когда уже прозвучал отбой и я укладывался спать, ко мне подошёл только что вернувшийся с поста Еремеев:

— Бояркин. В два часа пересмена — пойдёшь вместо меня на третий пост. Задача ясна?

— Так точно.

— Ну вот и договорились. Давай, и чтоб без замечаний!

Ночью меня толкнул разводящий:

— Вставай, через десять минут смена!

Я еле продрал заспанные глаза, взял автомат и отправился со сменой на угловую башню. Моим напарником был Черкашин — капрал моего призыва. Черкашин в тот день тоже, хоть и не состоял в карауле, но таким же образом был приставлен вместо Дубаса. Дубас и Еремеев были друзьями одного призыва и они часто стояли на посту вместе. Соответственно сейчас они, растянувшись в постелях, вместе отдыхали, смело доверив свой пост нам.