Солдаты афганской войны

И Ефремов весь в задумчивости ушёл. Видимо деды искали стукача и послали Ефремова ко мне, поскольку мы были в нормальных отношениях. Никто не осуждал и не винил воров, наоборот, если что стащили у офицеров — это считалось доблестью и заслугой. А кто их застучал — тот предал товарищей и заслуживает презрения. И если бы его рассекретили, то ему было бы несдобровать.

Но в данном случае служба информации ротного, скорее всего, была ни при чём. Хижняк каждый вечер вызывал к себе в офицерскую комнату всех подозрительных личностей и вёл с ними продолжительные беседы. Когда в очередной раз кто-то уходил на допрос, некоторые старослужащие ходили с озабоченным видом и, уединившись, о чём-то тревожно перешёптывались. Ротный разговаривал со многими, однако меня не вызвал ни разу — видимо, посчитал излишним. В результате умело проведённого расследования Хижняк узнал всё в подробностях: кто стоял на шухере, кто крал магнитофон и передал через окно, и кто его унёс и спрятал. Однако он дело огласке придавать не стал, потому что это ЧП могло обернуться против него самого — ещё скажут, что плохо проводил комсомольскую и воспитательную работу. Зато вся эта троица тут же заступила в бессменный наряд по роте на две недели.

Принципы

Хижняк, верный своим принципам борьбы с неуставщиной, искренне недолюбливал некоторых дедов. И даже случалось, когда он был в соответствующем настроении, то от теории переходил к практике и наводил справедливость собственноручно. Многие деды за это платили ему взаимной нелюбовью.

Однажды ротный чуть "поддал" и, поскольку кровь заиграла, решил, что кое для кого пришло время поплатиться за грешки. Он высунулся из своей комнаты и прокричал:

— Дневальный!

— Я!

— Ковалёва[12]мне!

— Есть!

— Чтобы через минуту был!

— Есть!

Был поздний вечер. Ковалёв в это время находился в караулке — отдыхал между сменами. Его растолкали и сказали, что он срочно понадобился ротному. Недовольно ворча, Ковалёв нехотя встал с уютной постели и направился в офицерскую комнату. Там он пробыл минут пять, не больше. Для профилактической работы этого оказалось вполне достаточно. Особых шумов за это время оттуда не доносилось, но когда Ковалёв вылетел наружу, уши у него светились огнём и торчали лопухами, а вид был совсем невесёлым. Деды, завидев такую негармоничность в ушах, не могли удержаться от смеха:

— Чего это у тебя с ушами случилось?

— Что, никак п..ды от ротного получил? Так и говори! Давай, рассказывай как дело было! Не стесняйся — все свои!

Несколько молодых, занятых уборкой в караулке, шуршали не поднимая головы, якобы так увлечены делом, что ничего не видят и не слышат, а в эту минуту в душе у них всё цвело, гремели гимны и ликовало злорадство. Ковалёв, насупившись и зло поглядывая по сторонам, так никому и не открылся, за какие такие грехи ротный отшлёпал его по ушам.

Участь Ковалёва мне никак не грозила, поскольку я был фанатичный и неисправимый сторонник того, что солдат должен обслуживать себя сам: заправлять за собой постель, мыть котелок, подшивать хэбэ, чистить сапоги, стирать портянки и выполнять прочие индивидуальные обязанности, не прибегая к услугам молодых. Так я и жил, руководствуясь этими принципами. Но, увы, авторитета мне это не прибавляло ни среди молодых — для них авторитетом был только крепкий дедовский кулак — ни тем более среди моих однопризывников-дедов, которые считали западло палец о палец ударить и поэтому тихо меня недолюбливали:

— Что ты из себя строишь? Не дед, что ли? Боишься молодого хлобыстнуть! Что, хочешь показать какой ты добрый? Как поедем на боевые, так один ты и уцелеешь — ты же ведь хороший! А нам, чуть зазевался, окажись молодой позади — получай пулю в спину! Да нахрена это надо? Вот ты их жалеешь, а они через полгода точно так же будут других др..чить, если не больше! Не так что ли? Не нами это заведено, и не на нас это кончится. Будь как все! Не выделяйся!

Видимо мои принципы не подходили для условий армейской жизни. Даже дембельский статус, гарантирующий спокойный распорядок, меня тяготил и угнетал.

Один дед с 5-й роты, не скрывая своего сочувствия ко мне, говорил:

— Э-эх, да что ты понимаешь в службе? Вот мне служить нормально! Бывало, свалишься на постель, закуришь, задумаешься о своём. А вокруг молодняк "шуршит". И нехотя, так негромко говоришь:

— Один жирный гусь.

Рас! — а перед тобой уже вырос один х..! Приказывай ему что хочешь! Я от этого — просто тащусь! Чувствую себя человеком! Правда, они не сразу научились отзываться на гусей — пришлось им разок п..ды подкинуть — мигом поняли, что к чему! Поначалу даже скажу только: "Один!" — так все всё бросают и строятся перед тобой. И не я всё это придумал — нас самих так же точно и др. чили! Лови момент — да разве на гражданке такое будет!