Солдаты

Аким выскочил из ворот замка и помчался вниз по ступенчатой тропинке

навстречу поднимавшимся уже в гору Шахаеву и Наташе. В одном месте он

споткнулся, перелетел через голову, потерял очки, но искать не стал, -- не

чувствуя боли, бежал к идущим ему навстречу улыбающимся девушке и

седоволосому Шахаеву. Разведчики не хотели отставать от Акима. Даже Забаров,

забыв про свое солидное положение, делал гигантские прыжки и обогнал Акима.

Лейтенант, подхватив правой рукой Шахаева, а левой Наташу, легко приподнял

их и понес в гору. На ходу передал Акиму раскрасневшуюся, смущенную Наташу,

а парторга понес вперед, сопровождаемый громко и радостно галдящей толпой

солдат.

-- Очень спешили... -- говорил Шахаев, растерянно и застенчиво улыбаясь

от такой торжественной встречи. -- Хотелось вместе с вами вступить в

Венгрию. Потом партсобрание надо провести -- давно уже лежит у меня

заявление Ванина.

К его большой радости сейчас же приметалось что-то такое, от чего стало

немножко грустновато, словно бы что-то дорогое он вдруг потерял. Он

оглянулся и не увидел рядом с собой Наташи. Покраснел, застыдился и быстро

заговорил, расспрашивая, как тут и что, все ли в порядке, все ли живы и

здоровы.

-- А вам всем привет от гарманештцев! -- говорил он взволнованно. -- А

Никите... -- Шахаев помолчал, улыбаясь. -- Танцуй, Никита! Вот оно, письмо!

Пилюгин подхватил из рук парторга пакет и, покраснев, отошел в сторону,

стараясь уединиться.

-- Не прячься, Никита! Все равно не прочтешь. По-румынски она написала,

-- крикнул ему вдогонку Шахаев, увеличивая смущение солдата.

-- Пуд мамалыги надо в один присест скушать. Говорят, сразу по-румынски

будешь знать. Попробуй, Никита! -- посоветовал Ванин.

Аким и Наташа приотстали, присели на большом светло-сером камне.

-- А ты похудела, -- сказал он, целуя ее.

-- И ты тоже, -- отвечала она, улыбаясь ему и своему счастью. Она

чувствовала, что знакомое ей нечто большое и значительное вновь наполняет ее

грудь.

-- Друзья вы мои боевые! -- говорил в это самое время парторг, стоя на

площадке башни и всматриваясь в серую даль чертами, чуть раскосыми глазами.

-- Какое счастье быть среди вас!.. И как хорошо, что дальше мы пойдем опять

вместе.

Ветер трепал его прямые седые волосы, откидывая их назад, открывал

высокий и чистый лоб. Смоляные брови шевелились. Флаг порхал, хлопал и бился

над его головой. Где-то внизу раздавались редкие орудийные выстрелы. На

одном уровне с башней замка кружился "ил"-корректировщик. Вокруг него

вспыхивали маленькие белые облачка разрывов зенитных снарядов, самолет ловко

и спокойно лавировал между ними, продолжая делать свое дело. Выше, невидимые

в густой синеве неба, гудели истребители -- охрана корректировщика.

-- Хлопцы, а гляньте, як Кузьмич своих коней нарядил! Спуститесь и

посмотрите. Уздечки покрасил, як за невестой собрался, сообщил Пинчук.

Никита долго ждал удобной минуты, чтобы поговорить с парторгом. Наконец

он не выдержал и, конфузясь, попросил Шахаева спуститься с ним вниз.

-- Что с тобой, Никита?

-- Ничего, товарищ старший сержант. Письмо от отца получил. В колхоз

старика приняли. Говорит, не стерпел. Страшно одному стало. Война, люди все

сообща, рука об руку идут, а я, говорит, как волк, один... пользы от меня

никакой. Подумал-подумал, да и пошел в правление. Теперь, пишет, понял,

каким был раньше дураком... Да вот прочтите сами, товарищ старший сержант!..

Шахаев взял из слегка дрожащих рук солдата письмо. Стал читать.

-- Ну что ж, Никита, поздравляю! Это хорошо. Это здорово!..

Никита выпрямился, приподнял плечи, счастливый.

-- Спасибо вам!

Парторг обнял его. Они расцеловались.

Михаил Лачуга принес прямо на башню еду, несколько бутылок вина.

Расстелили палатку, уселись по-восточному, стали обедать.

В приготовлении обеда повару помогала Мотя. Мотя похудела и оттого

стала статной, обрела грациозные, плавные движения, голос ее стал нежнее,

черты лица смягчились, но конопатинок на щеках и носу прибавилось, они как

бы слились в отдельные большие пятна. В ее глазах, не оттененных белыми

ресницами, -- ожидающе-беспокойный блеск, словно бы она прислушивалась к

чему-то невидимому, но ощущаемому ею. Иногда она неожиданно и странно

улыбалась, казалось, без всякой причины. В такие минуты взгляд ее был

обращен в себя. С полуоткрытым ртом, склонив чуть-чуть набок голову, она

ждала чего-то.

-- За победу, товарищи! -- Шахаев поднял кружку. Золотистое вино

заискрилось, плеснулось ему на руку.

-- За ваше возвращение! -- сказал Забаров, глядя на парторга и Наташу.

Над головами солдат громко и радостно хлопал Пинчуков флаг.

3

Коммунисты разведроты расположились прямо на башенной площадке замка.

Тут было ветрено, холодновато, зато безопасно: ни мина, ни вражеские шальные

пули не могли сюда залететь. Меж древних бархатисто-замшевых камней, на

которых сидели разведчики, сочился свет, озаряя посерьезневшие лица солдат.

Невдалеке смутно маячила гора, от которой бежал, юрко извиваясь и стремясь