Солдат третьего тысячелетия

Уже нет Дуси, перебралась куда-то, не выдержала конкуренции, о чем засвидетельствовала ее сломанная нога. Еще парочка особей мужского пола больше не прижились на этом хлебной месте, отвалили с миром, правда, с серьезными травмами головы. Василию не до жалости, добренько сразу сожрут и не подавятся. Вот он и не дает никому ни малейшей надежды на возможный благоприятный исход. И уже готов элементарно убить за свое место под солнцем. Ведь когда «коллега» плеснул ему в глаза кислотой, речь о жалости и сострадании не шла. Хорошо, что он всегда начеку, никогда не расслабляется на рабочем месте, да и природная реакция еще на уровне – успел прикрыть глаза правой рукой. А вот подбородок и часть лица, сейчас неестественно красные от ожога, что при взгляде на себя в зеркало наводит тоску и желание сразу отвернуться. А это добавляет неуверенности, он уже просто боится смотреть на женщин. Те мимолетные контакты в прошлой жизни давно забыты, получается, что опыта никакого.

В их малосемейки много одиноких и хороших женщин, но они сторонятся Василия, и это конкретный показатель его ущербности, как он считает. Он не понимает, что многим женщинам плевать на его внешность, их больше пугает его прошлое, этот камуфляж, напоминающий постоянно о войне и обо всем, что с ней связано. Ведь большинство женщин этого дома – умудренные опытом, и не самым лучшим, так что они просто боятся повторения этого опыта. Человек покалечен, тяжело контужен, безработный, и этот еще его взгляд, от которого становится холодно на душе у многих представительниц слабого пола. Зачем так смотреть, ведь они, в конце концов, не враги – чечены.

Онищенко опробовал другой вариант. Пригласил женщину по вызову, волновался, как пацан. Приехала симпатичная девчонка, в сопровождении коренастого бугая. И тут он снова получил полный нокаут. Проститутка оглядела клиента, его с иголочки камуфляж, задержала взгляд на пустом рукаве и брезгливо скосоротясь, сказала, что с калеки двойной тариф. Плюнула сучка в самую душу, чуть – чуть начавшую оттаивать, и которая тут же мгновенно превратилась опять в кусок льда. Он страшным усилием воли пригасил желание врезать по этому красивому лицу, шлюшка не виновата, что он такой, какой есть, а у нее просто работа. И она ее выполняет, как умеет, ей может, еще тяжелее, чем ему, вот и сказала правду прямо в глаза. И Василий, увел в сторону тяжелый взгляд, вежливо поблагодарил, сказав, что в ее услугах не нуждается. Блядская парочка свалила, попытавшись, было, снять процент за ложный вызов. Но не состоявшийся клиент обозвал охранника пидором и прямо ждал, чтобы тот полез с разборкой, горя желанием вцепиться тому в глотку. Псих и есть псих, от таких подальше, себе спокойнее, рассуждал сутенер, топая вниз по бесконечным ступеням. Материлась вполголоса и проститутка, злобясь, что вызывают всякие калеки, живущие черт знает в каких помойках.

Этот плевок положил конец его сомнениям, он перестал вообще поднимать глаза на женщин, боясь увидеть в их взглядах брезгливую жалость. И в благодарность за подношение тихо говорил спасибо, не поднимая головы. А подавали то больше женщины, наверное, от своей природной доброты и жалости.

Чужая жалость его мучает так, что просто хочется бросить этот доходный бизнес. И не просто мучает, а делает каким-то чуть ли не боязливым и очень уж неуверенным в себе. Он ненавидит это состояние своей собственной ущербности, пытается его уничтожить, вытравить из себя внушением, повторяя сотни раз, что он настоящий мужик, не боящийся ничего на свете, всегда отвечающий любой на вызов, и ему глубоко плевать на какие-то бабские жалостливые взгляды. Повторять – то повторял, а все равно чувствовал, что легче ввязаться в смертельную драку, чем заставить себя заговорить с красивой женщиной. Да что там красивой, просто обыкновенной он сейчас вряд ли слово скажет.

Неужели он никогда не сможет вытравить из себя эту позорную стыдливость, неужели никогда не сможет общаться с женщинами на равных? Ему, солдату, нечего стыдиться, он в бою потерял руку, спасая товарищей, он должен этим гордиться, а вот не получается. Видно не закалилась душа до состояния стали, если он так болезненно реагирует на жалостливо – брезгливые взгляды.

Он вспомнил гордое название известного советского романа про то, как закалялась человеческая сталь, и нервно рассмеялся: как одинаково выглядит то далекое прошлое и нынешнее время наступившего двадцать первого века. Идеалы далекого и светлого будущего, до которого не дожил Павка Корчагин, и не доживет и он, Василий Онищенко. Как тогда, так и сейчас: тяжелая жизнь и в бою, и в труде. И вся закалка человеческой стали закончится для Василия так же печально, как и у самого автора той книги, Никола Островского. А может и нет, ведь Василий выкинул из головы всю эту пропагандистскую дурь власти, и теперь очень трезво и практично смотрит на реалии не простой жизни. А значит, у него шансов побарахтаться в этой действительности гораздо больше.